2-4. Эволюция романтическая. Окен

Среди них был знаменит Лоренц Окен (1779-1851). В 1805 году он издал книгу «Зарождение», где, кстати, развил Гердера:

«Подобно тому как все животные находятся в соответствии друг с другом и всякие изменения в их численности есть...

Эволюция живого в целом выступала у Окена как процесс перераспределения живого вещества (что было огромным достижением: ведь другие трансформисты рассуждали тогда лишь об изменении данного вида в заданной среде). Отсюда следовала та (неверная) идея, которую веком позже В.И. Вернадский назовет (со ссылкой, заметьте, на Окена) сохранением живого вещества, идея постоянства массы биосферы.

«Зарождение» Окена удивительно уже титульным листом, где изображена пара сплетенных змей, кусающих себя за хвосты (рис. 7). В наше время некоторые склонны видеть тут предвосхищение ДНК, но мне больше нравится то мнение, что кусающая себя змея - древнеегипетский символ вечности, а сплетенная пара символизировала для Окена переплетение ролей полов в зарождении организма [Райков, 1969, с. 28].

Историки науки до сих пор спорят - была ли книга Окена умозрением или обобщением фактов. В самом деле, его поразительные утверждения, что «всякое живое тело (буквально Fleisch, т.е. мясо) состоит из первичных зверьков (Urtierchen) и что «семя соединяется при оплодотворении с женским пузырьком», являются как бы заявкой на клеточную теорию.

Эти утверждения заявлены как факты, однако первые известные нам на сей счет достоверные данные опубликованы куда позже: яйцо млекопитающего впервые описал в 1827 году крупнейший эмбриолог Карл Бэр (позже, в России, он стал известен как зоолог-эволюционист и географ Карл Максимович Бэр), а проникновение спермия в яйцеклетку установлено еще много позже, в 1840 году; что же касается самой клеточной теории, то о ней тоже стали писать гораздо позже книги Окена, лишь с 1838 года.

По сути, этим он развивал древние идеи Эмпедокла, но разнообразие организмов (животных и растений) впервые понималось как итог разнообразия комбинаций составляющих их клеток.

Эволюция самих организмов в «Зарождении» подана, как и у Гердера, коротко и туманно:

«Первое и постоянное стремление инфузорий - образовывать растения. Это ведет к образованию водорослей и грибов, а последние опять распадаются, пока им не удастся превратиться в настоящее растение» и т.д.

Реакция коллег на зту романтику была отрицательна. Критичнее всех был крупнейший тогда философ Георг Гегель. В параграфе 249 “Философии природы” (1817) он прямо отверг эволюцию в нашем ее понимании:

“Мыслительное рассмотрение должно воздержаться от такого рода туманных ... представлений, как например представление о так называемом происхождении растений и животных из воды или представление о происхождении более развитыж животных из низших”. “На природу следует смотреть как на систему ступеней, происходящих с необходимостью одна из другой... но этот процесс не следует представлять себе так, будто одна ступень естественно возникает из другой... Метаморфоза свойственна только понятию как таковому”. Позже Гегель добавил: “Представление, будто роды развиваются постепенно во времени, является совершенно бессодержательным”.

Страннно? И да, и нет. Да, с нашей нынешней позиции всякое развитие протекает во времени, но Гегель, вслед за Спинозой, признавал соответствие бытия и мышления, а потому не спешил видеть процесс всюду, где видно простое и сложное.

Вопреки Ламарку (которого он знал и цитировал), Гегель был уверен, что ряд животных форм можно “читать” как от низших к высшим, так и в обратном направлении. “Во всякой системе наиболее абстрактное является первым членом ... Ho это не значит, что из водного животного естественным образом возникло земное...”. К зтим воззрениям нам не раз еще придется обращаться.

Впрочем, романтиков всё это не остановило. С 1817 году Окен издавал в Веймаре журнал «Isis», где в 1819 году поместил свою статью «Появление первых людей». Здесь с истинным философским бесстрашием он довел до логического завершения (каковое обычно есть абсурд) античную идею, которую можно обозначить как самосборку зародыша: по Окену, первые человеческие эмбрионы сами собой формировались в морской слизи (рис. 8; подробнее см. [Райков, 1969] и ЧЭ).

В 1825 году зоолог Мартин Ратке доказал, что зародыши птиц имеют что-то вроде жабер, и это в каком-то смысле подтверждало фантазии Оке- на, будто первые дети до двух лет дышали жабрами. Даже прямо наталкивало на мысль, что предки птиц были рыбами.

Вот тут-то и стали горячие головы утверждать, что «зародыш птицы проходит через класс рыб», повторяя кратко прежний путь эволюции. Виднейшим из таких авторов был опять-таки Окен.

Рис. 8. Так представлял себе Окен первичный эмбрион человека, плававший в море (как у Анаксимандра)

Великий Бзр в 1828 году предостерегал от поспешных выводов: по его данным, зародыш птицы вовсе не проходит через класс рыб, а просто зародыши рыбы и птицы сперва сходны, а потом развиваются по-разному; и в частности, жаберные щели попросту характерны для зародышей всех позвоночных, но лишь у рыб развиваются в жабры. В этом состоит закон сходства зародышей Бзра:

“Общее в каждой достаточно крупной животной группе формируется раньше, чем специальное”, причем “зародыш высшей животной формы никогда не бывает подобен другой животной форме (взрослой!), а лишь ее зародышу”, и “чем дальше погружаемся мы в глубь развития (эмбрионального), тем более находим сходства даже у очень различных животных” [Лункевич, т.

С тех пор эмбриология признает зто как факт (точнее см. п. 4-13).

Горячих голов зто не остудило, и в 1831 году Окен писал в своем «Учебнике натурфилософии»:

«Животные совершенствуются мало-помалу, прибавляя один орган к другому, совершенно так же, как усложняется тело отдельного животного. Царство животных совершенствуется путем увеличения числа органов».

Постепенно эта мысль, обрастая фактами, превратилась в упомянутое выше учение о параллелизме индивидуального и исторического развития организмов. Оставалось добавить один пункт - что именно через изменения пути развития зародыша происходит эволюция видов, - и новая теория обрела бы цельность. Однако немцы этого шага не сделали, его сделал француз, ученик Ламарка.