6-1. Эволюция организмов и эволюция природы

Всякий организм входит в несколько сообществ - в свою популяцию, в свою пищевую цепь (или цепи), вступает в конкурентные, кооперативные или симбиотические отношения с особями иных видов, паразитирует или кормит паразитов.

Учение о виде, приспосабливающемся к своей среде, на котором зиж- дятся и дарвинизм, и ламаркизм, и жоффруизм, становится просто неинтересным. Разумнее говорить о коэволюции (совместной эволюции) видов, а ее требования совсем не те, что «приспособление к среде».

Коэволюция не только не дает виду времени на постепенную выработку нужных качеств (в силу быстрой смены обстановки), но и не позволяет выявить отдельные эволюирующие объекты. Нужна теория эволюции сообществ, но до последнего времени ее не было: эволюция экосистем рассматривалась как процесс, состоящий в замене одних видов другими (безразлично, каким путем появляющимися), а не как цельный процесс изменения экосистемы путем изменения входящих в нее видов.

Из того факта, что вид задаётся своим местом в экосистеме (экологической нишей), прямо следует, что разные виды должны эволюировать совсем по-разному. Старая идея «приспособления к среде» исходила из некоего

смутного представления о том, что каждая особь должна стараться избе жать гибели и оставить как можно больше потомства.

На самом деле мир устроен иначе, и если вид служит основой питания другим, то особь лучше всего приспособлена к тому, чтобы быть съеденной Такова половая каста тропических термитов, чья сплошная гибель заставила меня полностью пересмотреть всю концепцию отбора (п.

Дарвин обратил внимание на то, что два самца термитов гнались за одной самкой (п. 3-7*), но упустил куда более важное: победитель и самка были тут же съедены, для чего обладали особым приспособлением - их крылья обламываются до спаривания, а их тела сочны и вкусны для огромного числа видов. При роении размножение грубо принесено в жертву съедобности, и термиты имеют особое приспособление для размножения без роения, внутри термитника. Главное же назначение роения состоит в исполнении термитником его экологической функции - в доставке на поверхность земли той биомассы, которую термитник добыл в глубине субстрата.

Это - пример приспособительной коэволюции, в котором явно нет смысла выделять термитов как отдельный приспосабливающийся объект.

Глобальный кризис наглядно показывает нам, что в природе всё со всем связано. Первая мысль, какая приходит тут в голову - вообразить всю живую природу как некий огромный организм, приспосабливающийся к самому себе (так же, как, например, всякий человек приспосабливается к своим болезням) и к природе неживой. Такой видел Землю еще 400 лет назад Иоганн Кеплер, великий астрсном-мистик, затем Гук, а еще 120 лет спустя - шотландец Джеймс Гёттон, один из основателей нынешней геологии. В 1788 году он писал, что геология - нечто вроде физиологии Земли. С тех пор появилась новая наука - экология, которую можно назвать физиологией биосферы, и теперь у Гёттона много последователей. Таким был Соболев (п. 4-12*), затем - В.Н. Беклемишев, назвавший земной организм геомери- дой (1928 г.). Вскоре Тейяр писал: «С самого начала клеточная туманность, несмотря на свое внутреннее множество, необходимо представляла собой своего рода рассеянный суперорганизм».

В последнее время у Гёттона вновь появились последователи.

Это выглядит забавно, но здравая мысль тут есть: пора перестать, глядеть на природу как на сцену для разыгрываемого нами спектакля, пора по-

ять, что человечество - лишь один из актёров, которому, быть может, редстоит сойти со сцены задолго до конца спектакля.

Вспомним концепцию Вернадского - в ней эволюция выглядит тоже как мена актёров (видов) на постоянной сцене (биосфере), по сути не меняются в течение миллиардов лет, несмотря на смену актёров. Правда, для .еловека Вернадский делал исключение - предполагал, что человечество оздаст для себя новую земную оболочку - ноосферу (сферу разума, термин ввел Тейяр в 1927 г.), как бы натянутую на биосферу, чем сделает себя ^ким же вечным, как биосфера.

Вернадский, по-моему, ошибался: человечество не создает ноосферу, а уничтожает биосферу, так что «натягивать» желанную новую оболочку (ноосферу) скоро будет просто не на что. Да и биосфера, как мы увидим в части (3, не раз изменяла и свой размер, и облик. А вокруг себя мы видим ее катастрофически быстро меняющейся. По-моему, пора понять, что это тоже - эволюция, притом более актуальная, чем «происхождение видов».

Если концепцию биосферы можно счесть теорией, то “увы, этого нельзя ^сказать о концепции перехода биосферы в ноосферу” (Левит Г.С. Критический взгляд на ноосферу В.И. Вернадского // Природа, 2000, № 5, с. 74). Попробуем построить более реалистичную схему эволюции живой природы как целого, не забывая, конечно, особой роли человека в ней.

Первое, что надо заметить, это многоуровневость коэволюции: цельна не только биосфера, но в некоторой мере и каждая экосистема, и популяция, и каждый организм, и орган, и ткань, и клетка - словом, всё, что активно. Можно ли всё это рассмотреть с единой точки зрения? Увы, пока что это ни у кого еще не получилось. Начнем с упорядочения точек зрения.