2-3. Параллелизмы и связь всего со всем. Биосфера

В 1790 году Иммануил Кант развил идею, которая вошла в историю науки как идея параллелизма сил. Его тезис звучит так: силы, через которые материя воздействует, суть те же, посредством которых она существует.

С зоологией Канта увязал, пусть и туманно, немецкий зоолог Карл Фридрих Кильмейер (у него учился великий Кювье) в своей знаменитой речи 1793 года в Штутгарте. Она называлась «О взаимосвязи органических

сил в ряду организмов»). В своей речи он выразил тезис Канта так:

«Сила, благодаря которой происходит развитие индивидуума, тождествен-               на силе, которая производит различные организации на Земле».

Эту мысль развил в 1808 году анатом Фридрих Тидеман:

«Следя за метаморфозом лягушек, я пришел к заключению, что они во время развития последовательно проходят организацию червей, моллюсков, рыб и только под конец становятся лягушками».

Здесь конкретизировано утверждение Хэнтера (пусть и неверное фактически: черви и моллюски развиваются по пути первичноротых, а позвоночные - по пути вторичноротых, поэтому единого ряда на деле тут нет), иначе говоря, фиксирован онто-морфологический параллелизм, т.е. параллель между развитием организма и повышением организации вдоль морфологического ряда «от низших к высшим».

Естественно, эрудиты напомнили, что нечто похожее говорил еще Аристотель во второй книге «Возникновения животных»:

«Ведь не одновременно возникает животное и человек или животное и лошадь; то же относится и к другим животным: завершение наступает напосле

док, и то, что составляет особенность каждой особи, является завершением развития.»

Об эволюции в тех немецких построениях речи еще не было, но она неизбежно должна была пойти - ведь и осторожный Кильмейер на лекциях для студентов и в письмах друзьям (где выражался смелее, чем в речи перед начальством) прямо говорил о параллели между развитием одного организма и последовательным появлением организмов на Земле.

“полагаю, что различия между ископаемыми животными и ныне еще живущими на Земле объясняются не столько... исчезновением видов, а скорее изменением созидательных сил... идущих параллельно с революциями нашей Земли”. И далее: “Возможно, что эти законы тождественны с теми законами, по которым еще теперь возникают мимолетные и остающиеся вариететы... тюльпанов и гвоздик” (Канаев И. И. Кильмейер. JI., Наука, 1974, с. 43-44). Отсюда (т.е. от тезиса Канта - Кильмейера) и пошло общеизвестное достижение немецкого эволюционизма - теория параллелизма индивидуального и исторического развития. (Она была упомянута в п.1-9 и позже привела к “биогенетическому закону” - см. п. 2-7).

Замечу, что наблюдение за «вариететами» (изменчивостью) цветков очень похоже на то, чем через полвека стал знаменит Ч. Дарвин.

Взаимосвязь явлений была тогда отмечена натурфилософами и в другом: в том, что ныне именуют глобальной экологией. Гердер писал:

«Земля способна была создавать органические строения - растения, а потом животных и человека»; «животные - старшие братья людей. Людей еще не было, а животные были, и позднее, куда бы ни приходили люди, местность была уже занята...».

Здесь Гердер едва ли не первый заявил (выражаясь нашим языком), что эволюция - процесс экологический. Если до него все эволюционисты (и, что греха таить, почти все после него) поминали среду обитания лишь во фразах вроде «среда влияет», то у Гердера среда сама эволюирует. Кое- что у Гердера звучит так же, какдо него у Хэйла и после него у Дарвина:

«Каждый вид заботится лишь о себе, как будто он один на белом свете, а на самом деле рядом с ним другой вид, который ограничивает его поле деятельности».

Ho Гердер был мастер поворачивать вопрос неожиданно:

«И лишь в таком соотношении противопоставленных друг другу пород нашлось у творящей Природы средство сохранить целое» - закончил он приведенную мысль. А вот и совсем недарвинская установка: «Если Природа бросит живое существо, кто же позаботится о нем, - ведь весь мир сотворенных существ вечно воюет...

То есть одной борьбы недостаточно, нужна еще некая позитивная активность природы. Напомню, что всё это было сказано до Э. Дарвина, увидевшего фактор эволюции в активности каждой особи.

Итак, природа активна, она сама творит. Ho как именно? Гердер начал с утверждения в духе естественного богословия:

«Всякой области Земли чудесным образом дано Природой все необходимое для нее: и то, что растение даст, но и то, что оно притянет к себе и возьмет», но затем стал развивать отнюдь не веру в чудо, а уверенность в физиологическом единстве природы:

«растения впитывают как раз горючее вещество, флогистон, убивающее животных и во всех животных телах способствующее гниению! Замечено было, что это полезное свое дело, очищение воздуха, растения производят не с помощью тепла, а с помощью света...».

Различие ролей света и тепла понимали тогда немногие, и Гердер был среди них. На всем этом построен первый эскиз экологической эволюции:

«...Меня не огорчает, что погибли виды крупных животных. Погиб мамонт, но погибли и великаны; другим было прежде соотношение между родами живых существ. А теперь мы видим на Земле равновесие, причем не только в целом, на всей Земле, но и очевидное равновесие в каждой отдельной стране и части света. Культура может еще изгнать животных из той или иной страны, но едва ли может совершенно искоренить целую их породу, - по крайней мере, такого не случалось еще ни в одной большой части Земли; а с другой стороны, разве не приходится природе вместо животных хищных и диких питать все больше животных прирученных? Итак, на Земле... в ее теперешнем состоянии, не вымерло ни одного живого рода, хотя я и не сомневаюсь, что раньше, когда Земля была совсем другой, могли жить на ней и совершенно другие живые существа и что позже, когда природа или искусство совершенно изменят Землю, сложится на ней и другое соотношение между живыми существами.»

Увы, нынешный взгляд не столь светел. Через 36 лет после Гердера старый слепой Ламарк оценил возможности природы весьма мрачно, отнюдь не по Гердеру (и, замечу, забегая вперед, не по Вернадскому), зато реалистично (ЛамаркЖ.-Б. Избр. произв., т. 2. М., 1959, с. 442):

«Человек, ослепленный эгоизмом, становится недостаточно предусмотрительным даже в том, что касается его собственных интересов: вследствие своей склонности извлекать наслаждение из всего, что находит... вследствие беззаботного отношения к будущему и равнодушия к себе подобным, он сам как бы способствует уничтожению средств к самосохранению и тем самым - истреблению своего вида. Ради минутной прихоти он уничтожает полезные растения, защищающие почву, что влечет за собой ее бесплодие и высыхание источников, вытесняет обитавших вблизи них животных, находивших здесь средства к существованию, так что обширные пространства земли, некогда очень плодородные и густо населенные разного рода живыми существами, превращаются в обнаженные, бесплодные и необитаемые пустыни. Подчиняясь своим страстям, не обращая внимания ни на какие указания опыта, он находится в состоянии постоянной войны с себе подобными... вследствие чего народности, весьма многочисленные в прошлом, мало-помалу исчезают с лица

земли. Можно, пожалуй, сказать, что назначение человека как бы заключается в том, чтобы уничтожить свой род, предварительно сделав земной шар непригодным для обитания.»

Ламарк, как видим, оказался неожиданно весьма близок к нам, к нашим мрачным прогнозам. Его подчас именуют основателем экологического эволюционизма, хотя, как видим, он должен делить таковой титул с немецкими натурфилософами.