Дополнение 7. Формирующая причинность

К п. 6-15**, 7-11 и 9-13. Первая книга Шелдрейка называлась «Новая наука о жизни. Гипотеза формирующей причинности» (Sheldrake R. A new science of life. The hypothesis of formative causation.

Кроме примера со строительством дома (п. 1-6), приведу более новый пример четырех причин. При игре в биллиард материальную причину каждого шага игры составляют стол с лузами, шары и кий; формальную - правила игры и законы механики; действующую - удар кием по шару, а целевую - замысел игрока. Тут формальная причина не является сущностью (ни образом, ни планом), она только задает необходимые рамки процесса, не всем заметные.

Шелдрейк вспомнил энтелехию:

“В системе Дриша, которая явным образом основана на системе Аристотеля, особенные формы живых организмов были обусловлены неэнергетическим фактором, энтелехией. Морфогенетические поля... играют сходную роль в проведении морфогенетических процесов к их особенным конечным формам. Ho их природа остается столь же неясной”.

Далее он энтелехией не пользуется, предлагая вместо нее аналогию с химией, поскольку ничего похожего в физике не нашел (Sheldrake R., с.

связей? Нет, физику в основном интересуют процессы, а не разнообразие получаемых веществ, интересующее химию. В терминах диатропики ядро химии является периферией физики и обратно (п. 10-7). В этом разнообразии путей, ведущих к энергетически сходным веществам, Шелдрейк и ищет (как мне видится) ключ к проблеме.

Как физика построена на идее взаимодействия частиц посредством физических полей, так в химии и биологии надо выяснить, с какими полями они фактически имеют дело. Шелдрейк, напомнив о поле Гурвича, считает, что нечто подобное необходимо ввести для биологии в целом:

“Эта причинная обусловленность формы морфогенетическими полями именуется формирующей причинностью, чтобы отличить ее от энергетического типа причинности, который так тщательно исследует физика”. И далее: “Это различение между формирующей и энергетической причинностями напоминает аристотелево различение между формальной и действующей причинами. Однако гипотеза формирующей причинности... радикально отличается от теории Аристотеля, предполагающей навечно заданные формы” (Sheldrake R., с. 75,78).

Как и Лавлок, он полагает, что природа как целое обладает памятью, поэтому любое новшество становится как бы общим достоянием. Примеры, которые Шелдрейк приводит в подтверждение, таковы.

Первый (химический): если вещество с данной формулой может образовывать несколько форм кристаллов, то при первых попытках его получения образуется смесь разных форм, но вскоре - во всех лабораториях, где его получают, независимо от расстояния между ними, устанавливается единая форма - даже в лабораториях, осуществляющих кристаллизацию впервые. (Обычное объяснение - распространение зародышей кристаллизации через пыль на бородах и одежде заезжих химиков - не кажется Шелдрейку серьезным.)

Второй (морфологический): развитие зародыша объясняют через последовательную смену морфогенетических полей, но ведь они еще сами не объяснены.

Третий (этологический): если животные чему-то научились, то научение быстро передается необученным даже при полном отсутствии контактов. Так, известно, что в 1920-30 годах синицы-лазоревки в Англии (а затем в других странах Западной Европы) научились открывать молочные бутылки. Синица живет 3 года и перемещается за свою жизнь на участке с радиусом всего 3 мили, однако семилетний перерыв производства (во время войны) бутылочного молока не помешал всей голландской популяции этих птиц вновь овладеть этим умением всего за год (добавлю: довод со сроками слаб, но сам феномен отрицать рискованно). Столь же необычные скорости распространения видны в данных Артемьевой (Дополнение 5).

Четвертый (социально-психологический): феномен «коллективного бессознательного» (так швейцарский психолог Карл Юнг назвал полвека назад господствующие в обществе неосознанные «архетипы», т.е. образцы мышления) является памятью общества не в переносном, а в прямом смысле. Ярким образцом социального архетипа служит для Шелдрейка дарвинизм. Действительно, он распространился в европейском сознании почти мгновенно и стал восприниматься почти всеми на уровне бессознательного. Это современный миф, живущий по законам мифа (ср. п. 6-11).

Для него ДНК - резонатор внешних сигналов, генерируемых морфиче- ским полем (как и Гаряев, п. 5-5*), которое автор не считает энергетическим и сравнивает с миром идей Платона, улучшенным аристотелевой схемой становления. Последнюю он склонен понимать как энтелехию - как реализацию возможности (п. 1-6) и как идею целостности по Дришу (п. 3-14).

В советские времена такие слова звучали страшно, но не следует их пугаться - с идеями, существующими независимо от их материальных носителей, мы встречаемся постоянно: никого не смущает, что теорема Пифагора была верна до того, как кто-то стал чертить и измерять треугольники.

Противопоставление идеализма материализму, идущее из Античности, многие, в том числе Шелдрейк, считают устаревшим. Добавлю, что морфи- ческое поле не выдумано Шелдрейком, а в некоем смысле взято у нынешних физиков: у них складывается убеждение, что мир - не столько набор тел, сколько взаимодействие полей. Шелдрейк не одинок, когда пишет:

«Поля более фундаментальны, чем материя», они - «области влияния в пространстве и времени. Их природа более напоминает модификации в пространстве, чем что-либо, истекающее из материи или творимое ею» (Sheldrake R. Habits of Nature // One Earth. 1988, № 3, c. 30).

Понять эти слова сначала трудно, но они проясняются после ознакомления с его понятием «морфического резонанса»: как телевизор может принять любую из станций за счет резонанса (совпадения несущей частоты станции с собственной частотой входного контура телевизора, задаваемой пользователем), так и в природе Шелдрейк видит своеобразную настройку. Например, вещество кристаллизируется так, а не иначе, совсем не потому, что какое-то «морфическое поле» управляет процессом кристаллизации (этот процесс задается физическими законами), а потому, что это поле указывает данному образцу вещества один из физически возможных путей, т.е. “настраивает” образец на данный путь.

Для Шелдрейка хромосомная ДНК - набор резонаторов, способных выбирать из возможных путей онтогенеза тот, который соответствует данному

виду. В роли морфического поля особи в данном случае будет обычное морфогенетическое поле Гурвича. Шелдрейк уподобил молекулярного биолога дикарю, заглянувшему внутрь телевизора: действуя на детали, он вызывает на экране искажения и полагает, что нашел источник изображения в самом телевизоре, в то время как на самом деле сигнал исходит из телецентра, о наличии поля которого дикарь не знает.

Химический пример морфического резонанса стоит в биологической концепции Шелдрейка как бы особняком, но на деле автор (как Янч до него) ищет то общее, что объединяет формирование атомов, молекул, кристаллов, клеток, тканей, органов, организмов и сообществ. Поиск аналогий живого с неживым характерен для Янча и Шелдрейка и сближает их концепции с диатропикой. Похоже, что Шелдрейк фактически рассмотрел диасеть, и морфическое поле является тем инструментом, которым природа выбирает конкретный вариант развития (рефренной строки). Настоящая новизна появляется в эволюции крайне редко - с появлением новой рефренной таблицы (по Мейену) или нового поля (по Шелдрейку). В биопоэзе так выглядит появление субвитальных областей (по Берналу), которые могут быть сопоставлены с «областями влияния» Шелдрейка.

Едва упомянув Янча и совсем не ссылаясь на Лавлока, близких ему по духу, Шелдрейк, однако, часто цитирует Девиса (п. 7-1), оспаривая антропный принцип. Он уверен в том, что нет смысла говорить о законах физики, существовавших до тех пор, пока не было самих физических объектов, и вместо антропного принципа принимает как аксиому, что законы физики (как и биологии) - итог эволюции природы. Он допускает, что его «морфическое поле» столь же старо и универсально, как физические поля. Из этого следует, что «созидательная причинность» могла быть ответственной и за единообразие космической эволюции:

«Возможна вселенская сеть морфического резонанса среди галактик, звезд и атомов. Если так, то естественно допустить, что есть вселенская сеть резонанса между молекулами, кристаллами и формами жизни» (Sheldrake R. The presence of the past. Morphic resonance and the habits of nature. London, 1994, c. 302).

Добавим, что в этом случае перестают удивлять быстрые темпы биопоэза на Земле - если этот процесс шел параллельно в разных местах Вселенной. Фактически здесь воспроизведены как древняя идея мировой души, от которой черпает свою активность всякая индивидуальная душа (пп.

Существование вселенской, да и земных резонансных сетей пока всего лишь допущение. Отказ видеть физические законы до физических объектов противоречит платонизму (в иных отношениях признаваемому самим Шел- дрейком); здесь он ближе к линии Аристотеля.

Словом, перед нами не теория, а лишь общая философская заявка на нее. Главное в ней не результаты, а постановка вопросов, новых для науки. Увы, сам Шелдрейк с 1988 года не продвинулся по сути ни на шаг.

Дополнение 8. Активность, компенсация и номогенез К п. 8-10. Классическим образцом компенсации служат сверхклеточные (п. 8-8*). Особенно поражают инфузории. Трудно поверить, что изображенный на рис. 90 хищник с разверстой пастью и складчатой “кожей" - одноклеточное Onychodromus quadricornutus. Этот гигант (0,3 мм) пожирает мелкого собрата, поедавшего бактерий - вид образует, при недостатке пищи, два звена цепи питания (что обычно у некоторых высших, например, у окуней).

Рис. 90. Гигант- ский экземпляр четырехрогой инфузории пожирает своего карликового собрата (по Wicklow, 1988)

Как самый загадочный пример принципа компенсации можно привести глаза куоомедуз. с»тот неоольшои отряд мелких тропических медуз, печально известных тем, что ожог некоторых видов бывает для людей смертельным, удивителен в нескольких отношениях.

«Кубомедузы отличаются от остальных книдарий активным рыбоподобным поведением и развитым сенсорным аппаратом. Каждая из четырех сторон животного несет ... ропалий, который развился в изумительный пучок различных глаз. Два из глаз каждого ропалия давно известны как напоминающие глаза высших животных, но функция и назначение этих глаз остались неизвестны». В частности, непонятным образом «положение их сетчатки не совпадает с нужным для чёткого изображения» (Nilsson D.-E. е.а., Advanced optics in a yellyfish eye // Nature, 2005, vol. 435, No 7039, p. 201).

Добавлю, что каждый глазик имеет размер всего около 0,1 мм, однако снабжен всеми частями глаза (роговица, радужка, хрусталик и сетчатка). Нет только мышц, растягивающих хрусталик (что и ни к чему: сетчатка расположена много ближе фокуса хрусталика, и фокусирование невозможно).

Глазной нерв в данной статье не упомянут, хотя он есть: его еще в XIX веке описал петербургский зоолог В.Т. Шевяков, в то время работавший в Германии (Schewiakoff W.T. Beitrage zur Kenntnis der Acalephenauges // Mor- phol. Jahrbuch, Bd 15. Leipzig, 1889). Нерв сложен из отростков светочувствительных клеток. Обычно зрительный нерв идет от сетчатки в мозг, но у медуз мозга нет. Есть только нервное кольцо и на нем ганглий (скопление нервных клеток) около каждого ропалия (скопления органов чувств). Зачем нужны такие глаза?

«Несмотря на сложность строения, глаза [медуз — Ю.Ч.\, по мнению большинства авторов, служат лишь для различения света и тьмы» (Догель В.А. Зоология беспозвоночных. Учебник. М., Высшая школа, 1981, с. 131).

Если верить написанному буквально, то дарвинисты признали номогенез: глаза развились безотносительно к пользе (ведь свет от тьмы различают и простые зрительные пятна, обычные у медуз). Это, разумеется, не так - «большинство авторов» (т.е. дарвинисты) просто об этом не думают.

Наоборот, группа шведских ученых (специалист по эволюции зрения Дан-Э. Нильсон и др.), пытаясь объяснить феномен в рамках полезности, полагает, что глаза медуз освещают раннюю стадию эволюции зрения, что расфокусировка выгодна (чтобы не разглядывать ближайший планктон, а видеть, например, рачков-копепод, которыми этот вид медуз питается) и что каждый тип глаз настроен на свою задачу (на какую, не сказано). Это был бы обычный дарвинизм, если бы не отсутствие ссылок на отбор и не заявление в конце статьи, что эволюция зрения блочна и дискретна.

Иначе думает швейцарский физиолог Рюдигер Вэнер. В том же номере «Nature» он поместил заметку «Безмозглые глаза», где пишет:

«Нильсон и коллеги дали нам один из самых ярких примеров того, что зрение имеет не [один только] общепринятый смысл. Кубомедуза очевидно ... отдала те задачи, которые обычно осуществляются нервными процессами, оптике глаз», т.е. проводит анализ изображения на уровне сетчатки и передает результат «прямо на водитель ритма плавательного движения». Она «в ходе эволюции явно не имела нужды передавать информацию от ... глаз в центральный процессор, т.е. в мозг» (WehnerR. Il Nature, 2005, vol. 435, с. 159).

Тем самым, он видит здесь не раннюю стадию эволюции, а ее итог. Могу лишь добавить, что этим он признаёт возможность обработки сложной информации вне нервов (о чем и мы говорили в п. 6-15) и что феномен обработки информации в глазу хорошо известен для позвоночных.

На мой взгляд, глаза кубомедуз - пример компенсации (активность ушла не на усложнение тканей, а на создание нового органа), приспособительный смысл которой можно признать только при допущении нового принципа работы («безмозглые глаза» по Вэнеру). Сложный же глаз, не осуществляющий фокусировки, возможен у медуз, полагаю, в силу номогенеза: он создан по общему образцу и укладывается в рефрен «линзовый глаз». Данный образец реализуется как при необходимости в фокусированном изображении, так и без оной. Реализуется просто потому, что таков данный рефрен: «аналогичные ряды развития представляют головные глаза полихет и моллюсков (брюхоногих и головоногих) и многие неголовные глаза сидячих полихет, пластинчатожаберных и брюхоногих» [Беклемишев, т. 2, с. 149].

Другой пример активной компенсации в рамках общего рефрена - общественные насекомые: это целиком отряд термитов и два семейства в отряде перепончатокрылых (муравьи и некоторые пчёлы). Термиты считаются самыми примитивными по строению тел, зато их социальная органи

зация наиболее развита. Сто лет назад сходство общественной организации пчёл, Муравьёв и термитов настолько поражало учёных, что этих насекомых пытались даже объединить в общий отряд, хотя термиты принадлежат к низшим насекомым (с неполным превращением), а пчёлы и муравьи - к высшим. 80 лет назад Метерлинк писал о термите:

«Он способен выжить только лишь в экваториальных районах и, - фатальное противоречие! - погибает, как только попадает под солнечные лучи. Он сильно нуждается во влаге и почти всегда вынужден жить в странах, где семь-восемь месяцев с неба не падает ни капли... Однако он может так же хорошо, как человек, а иногда и лучше него, извлекать пользу из единственного преимущества: ... той маленькой невидимой силы, которую мы называем инстинктом, а у самих себя, неизвестно почему - разумом» [.Метерлинк, с. 278-279].

В самом деле, термиты поразительно неадаптивны и в то же время поразительно многочисленны, являя собой основу многих тропических экосистем (п. 6-14**). Свою телесную беспомощность они компенсировали не только огромной плодовитостью (что делают многие, но что в их условиях не дало бы само по себе успеха), но и удивительной активностью, которая выражается, в частности, удивительной социальной организацией.

Важно, что эта социальная организация в основных своих чертах повторена у высших насекомых, перепончатокрылых - у Муравьёв и, отчасти, у пчёл (а также, во многом, у одного вида млекопитающих - см. п. 6-5).

В отличие от термитов, перепончатокрылые хорошо адаптированы телесно. Однако они нигде не стали основой экосистем. Условия жизни многих термитов (высокая влажность, поддерживаемая в гнёздах для предотвращения высыхания их мягких, а иногда и прозрачных тел; питание древесиной) резко отличают их от пчёл и Муравьёв, так что обычное бездумное объяснение сходств их социальных организаций «сходными условиями существования» ничем не обосновано и, полагаю, просто повторяет идеологию Геккеля (п. 3-9). Подлинная причина сходств организмов при резко несходных условиях жизни видится мне в том, что активность всего множества организмов реализуется в рамках достаточно ограниченной диасети.

Удивительно и достойно изучения то, что феномен диасети просматривается не только в формах, но и в поведениях: социальная организация тоже образует рефрены (например, общественные насекомые). То есть речь идет о сходстве не условий, а способов существования, задаваемых сходством реализованных клеток диасети. Мы это видели в п. 6-15.