ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В качестве общего вывода уместно вспомнить выдвинутый Э. Майром «принцип основателя», в соответствии с которым генофонд группы особей, а в исключительных случаях генотип одной особи, оказавшихся основателями новой популяции, предопределяют ее дальнейшую эволюционную судьбу.
Одним из таких основателей СТЭ был сам Э. Майр. Его опыт натуралиста и систематика, энциклопедические знания в биологии, истории науки и философии, а также уникальные научно-организационные способности и умение лоббировать и пропагандировать свои идеи способствовали успехам СТЭ в 1940-1970-х гг. и сохранению ее лидирующего положения в современной биологии. Более того, его труды по эволюции, теории систематики, биогеографии, орнитологии, этологии, эволюции, виду и видообразованию, истории и философии биологии, эволюционной этике в значительной степени предопределили облик биологии XX в.В то же время, Майр на протяжении всего своего жизненного и творческого пути был всегда открыт к диалогу и восприятию нового, смело пересматривал свои прежние воззрения, уточняя или отбрасывая их. Он всегда подчеркивал, что СТЭ — это процесс, что нет ничего более далекого от правды, чем приписывание ее архитекторам веры в ее завершенность. В целом Майр личным примером и непрекращающейся публикационной активностью продолжал демонстрировать огромный творческий потенциал в решении все новых и новых проблем, возникавших перед СТЭ.
И последнее, Майру всегда был свойствен юмор. Осенью 2003 г., готовясь к празднованию юбилея Санкт-Петербургского филиала Института истории естествознания и техники им. С.И. Вавилова РАН, я в знак вежливости послал ему извещение о предстоящем событии, не ожидая, впрочем, никакой реакции. Как я был удивлен, когда накануне празднования я получил от него поздравления в адрес коллектива с вежливыми, окрашенными юмором извинениями, что, дескать, в возрасте 99 лет ему трудно присутствовать лично на нашем торжестве.
Это письмо я считаю одним из наиболее ценных из полученных мною за всю жизнь писем.33 года тому назад К.М. Завадский (Ученый..., 1997), научные интересы которого удивительным образом совпадали с интересами Майра, сообщая о предстоящем посещении Майром лаборатории, сказал: «К нам едет современный Дарвин», — и, подумав, добавил, — «один из пяти биологов XX века, кто может претендовать на этот статус». Действительно, в середине XX в. никто в одиночку не мог создать теорию, которая по своему влиянию оказала бы на развитие человечества столь же огромное и разнообразное влияние, как концепция естественного отбора Ч. Дарвина. Однако Майр был среди тех, кто своими трудами, гипотезами и идеями способствовал утверждению эволюционной теории как специальной отрасли знаний, проблемы которой отныне обсуждают профессионалы в десятке специальных журналов, учрежденных при его непосредственном участии. Судьба дала ему возможность пережить взлет, триумф, резкую критику созданных им теорий. Ho он выстоял вместе с ними, перекинув мост от классической науки к молекулярной биологии, от биологии конца XX в. в науку третьего тысячелетия. Вся его жизнь — пример вечного обновления научного знания как единство постепенного развития и бурных революций, т. е. градуализма и сальтационизма (Колчинский, 2002).