Тернистые пути к новой философии биологии

Историко-научные сочинения Э. Майра тесно связаны с его философскими трудами, которые также создавались им для отстаивания своих воззрений в теории систематики и эволюционном синтезе.

К философии этих проблем Майр обратился, будучи глубоко неудовлетвореным доминировавшим тогда в философии и методологии науки физикализмом, с опорой его сторонников на логику, математику и физику. Майр постарался вскрыть специфику биологии и ее автономность как науки от других естественнонаучных дисциплин. Эта специфичность, по Майру, связана с уникальностью биологических объектов и процессов на всех уровнях организации живого, с неизбежной их телеономичностью, с особенное- тью причинности и непредсказуемостью многих ее результатов. Главное отличие биологии от всех естественных наук Майр усматривал в том, что она изучает уникальное, а не идентичное, т. е. биоразнообразие, а не однообразие (Mayr1 1974: 3).

Он не раз писал об автономности биологии как исторической науки, о ее методах и концепциях, не соотвествующих физикали- стским представлениям. Биологи к тому же всегда должны ставить вопрос «Для чего?», которого уже давно не задают физики и химики. Поэтому в принципе биология не может быть редуцирована до физико-химических законов, и во многом она более сходна с гуманитарными, чем с точными науками.

Как философ, Майр внес оригинальный вклад в разработку концепции причинности, уточнил понятия непосредственных и конечных причин, показал различие между телеологией и телеоно- мией (Мауг, 1961, 1988а, b, 1992с, 1997Ь; Майр, 19706). По Майру, функциональная биология в основном имеет дело с непосредственными причинами. Объяснения в физиологии являются пара- дигмальными примерами непосредственных причин, так как они являются ответами на вопрос «Как?» («Как это действует?»). С другой стороны, эволюционная биология ищет объяснения конечным причинам, давая ответы на вопрос «Почему?» («Почему это существует? Для чего?»). Это разделение понятий причинности прекрасно описывает разделение в самой биологии между редукционистскими специальностями, делающими упор на физикомеханические объяснения, и холистическими специальностями, уделяющими внимание в основном взаимоотношениям в пределах длительных промежутков эволюционного времени. Оно же обусловило важную роль Майра в спорах 1950-х и 1960-х гг.

Более 40 лет Майр исследовал с разных сторон идею телеологии в биологии. К этому его побуждали как новые открытия в биологии, так и постоянная критика начатой им демаркации разных типов причинности и телеологии в науках о живой природе (Мауг, 1961). Отвечая критикам, среди которых особенно активным был Э. Нэгель (Nagel, 1977), Майр еще раз показал, сколь ошибочно отождествление одних и тех же терминов (факт, закон, цель, целесообразность и т. д.), используемых в биологии и в физике в разных смыслах (Мауг, 1992с). Он выделил несколько значений слова «телеология», демонстрируя, какие из них полезны, а какие бесполезны для практикующего биолога (например, космическая телеология, антропный принцип). Одной из главных,характеристик многих биологических систем организменного уровня является наличие программы, реализация которой происходит путем взамодействия качественно различных внешних и внутренних факторов. Ho Майр всегда отвергал попытки определить отбор как телеологический фактор, указывая на оппортунистический характер его действия на нужды сегодняшнего дня. Благодаря Майру, главы о телеологическом объяснении вошли с середины 1970-х гг. во все наиболее крупные сводки Ф. Вукеттиса, А. Розенберга, Р. Саттлера, Д. Халла и др. (Wukettis, 2004: 153) по философии биологии.

До сих пор не прекращаются споры вокруг проведенного Май- ром (Мауг, 1961) разграничения непосредственных (proximate) и конечных (ultimate) причин (Ariew, 2003). В то время как одни считают такое разделение излишним, как повторение дихотомии «филогенез/онтогенез» (Francis, 1990), другие уверяют, что это главное из сделанного Майром в области философии биологии (Beatty, 1994). Любопытно и объяснение причин обращения Майра к этой проблеме в пик его карьеры как биолога-эволюциониста. «Майр, — писал Дж. Бетти, — обратился к разделению конечных и непосредственных причин, чтобы доказать значение систематики и эволюционной биологии, когда молекулярная биология оставила в тени все отрасли естественной истории» (Beatty, 1994: 347).

Квинтэссенцией философских раздумий Майра стали книги «Это биология. Наука о живой природе» (Мауг, 1998) и «Вот такая эволюция» (Мауг, 2001), в которых он с учетом самых последних достижений биологии проанализировал мировоззренчески важные вопросы о сущности жизни и ее возникновении, о принципиальных отличиях каузальности и закономерности в живой и неживой природе, определяющих особое место биологии в системе современного знания, о структуре современной биологии, отражающей различия в целях, задачах, методологии и методах биологических дисциплин и объекта их исследования, о важнейших проблемах экологии и эволюции. Излагая свои глубоко прочувствованные и многократно обсужденные с разных сторон взгляды на науку в целом и биологию в частности, которые он развивал три четверти века, Майр на этот раз обращался не столько к академическому сообществу, сколько ко всем образованным людям, полагая, что они должны понимать основные концепции биологии. Он был уверен, что без этих знаний человечество не сможет справиться с вызовами XXI века и решить демографические, экологические и социальные проблемы, коренящиеся в природе человека и всей биосферы. Для этого необходимо и мужчинам, и женщинам осознать свое место в природе и свою моральную ответственность перед другими живыми обитателями Земли.

Вот почему в книге «Это биология» Майр много внимание уделил вопросам происхождения человека и эволюционных аспектов его морали и этики. Рассмотрев вопросы эволюции гоминид и возникновения человека, Майр изложил свое видение пользы эволюционной биологии для современного понимания этики. Здесь он выделял следующие аспекты: I) эволюция как механизм формирования этики; 2) адаптивная значимость моральных и этических норм для современного человека; 3) сходство механизмов этического выбора и отбора (Мауг, 1998: 249-270).

В мире животных Майр выделял две формы альтруизма: взаимный, реципрокный (reciprocal) и подлинный, искренний (genuine). Реципрокный альтруизм базируется на получении взаимовыгоды от сотрудничества и фактически построен на эгоизме. Он мог стать основой подлинного альтруизма, где члены близкородственной группы готовы к самопожертвованию, не ожидая личной выгоды для себя, но обеспечивая репродуктивный успех своим родственникам, тем самым повышая вероятность сохранения своих генов. Его становление связано с действием группового отбора, способного увеличивать приспособленность социальной группы даже за счет его отдельных членов. Благодаря этой форме отбора, этические нормы в группах людей, состоявших уже не только из родственников, могли стать адаптивными, так как альтруизм в среднем повышал вероятность выживания их членов. Индивиду было выгоднее выбрать альтруистический, а не эгоистический способ поведения. В отличие от альтруистического поведения матери по отношению к своему потомству, которое носит инстинктивный характер, подлинный альтруизм всегда означал для Майра свободу выбора, диктуемого сложным балансом индивидуальных и групповых интересов.

Переход к этой форме альтруизма, по мнению Майра, возможно, был важнейшим шагом в становлении человечества. Способность морального выбора и принятия решений формировалась совместно с чувством вины, раскаяния, самоудовлетворения, страха общественного осуждения и т. д. в ходе удлиненного периода детства, обеспеченного родительской заботой и увеличением размеров социальных групп, выработкой племенных и культурных традиций.

В философских исканиях Майр всегда был готов рассматривать всерьез даже такие философские системы, как диалектический материализм, ставший теперь одиозным в нашей стране, но сохранивший респектабельность в интеллектуальных сообществах Западной Европы и США. Среди его сторонников есть крупные генетики, экологи, историки биологии, авторы широко известных книг о значении диалектического материализма для познания живого (Allen, 1983; Levins, Lewontin1 1985). В 1997 г. Майр признал: «Неожиданно для себя открыл, что по крайней мере шесть моих идей в той или иной степени разделяются большинством диалектических материалистов» (Маут, 1997b: 12).

Путь к этому признанию был для него непрост и занял, по крайней мере, четверть века. По собственному признанию Майра, поводом для размышления на этот счет стал переданный ему М. Адамсом разговор с К.М. Завадским в 1971 г., который охарактеризовал труды Майра как «подлинный диалектический материализм» (Мауг, 1997b: 12). На следующий год Майр посетил лабораторию Завадского, и между ними состоялся оживленный обмен по многим вопросам, включая и отношение Майра к диалектическому материализму. Вспоминая этот разговор, не называя имя собеседника, в 1982 г. Майр заявил: «Я не марксист и я не знаю последних определений диалектического материализма, хотя и разделяю некоторые антиредукционистские взгляды Ф. Энгельса и триаду В. Г. Гегеля "тезис-антитезис-синтез"» (Мауг, 1982с: 9). 15 лет спустя, на мою просьбу написать статью для сборника о К.М. Завадском или воспоминания об их встрече Майр ответил, что лучше напишет статью, посвященную человеку, сыгравшему огромную роль в осознании им философских и методологических основ собственных работ (Мауг, 1997b; Майр, 2004).

В ней Майр признал, что создатели диалектического материализма, в первую очередь Энгельс, восприняли многие принципы естественной истории, сыгравшие важную роль в становлении теории естественного отбора. К их числу Майр относил идеи о развитии всей Вселенной, о гетерогенности всех явлений и процессов, о взаимодействии как основе всех детерминаций, о необходимости качественного подхода к объектам исследований, принцип холизма и т. д. Кроме того, он полагал, что современный эволюционизм прекрасно согласуется с принципом единства и борьбы противодействующих сил и тенденций, законом перехода количественных изменений в качественные и даже законом отрицания отрицания. Каждое из этих положений Майр иллюстрировал примерами из области эволюционной биологии и считал их соответствующими его собственным представлениям. Более того, он признавал, что другие создатели СТЭ «выступали с тех же диалектических позиций» (Майр, 2004: 74). Все, что связано с историей советской биологии, как например, расцвет лысенкоизма, Майр был склонен объяснять исключительно социально-политическими причинами и невежеством И.В. Сталина и Н.С. Хрущева, а не воздействием методологии диалектического материализма. Более того, для него было бы «ошибкой оценивать лысенковские идеи как повод для критики диалектического материализма» (там же). Воз

можно, последнее суждение Майра вызвано политико-идеологической кампанией против философии марксизма уже в постпере- строечный период. В целом же он справедливо считал, что «идеи натуралистов и диалектических материалистов удивительно схожи», «чего нельзя сказать о физикалистах» (Майр, 2004: 76).

Будущая всеобъемлющая «Философия Природы» виделась Майру как синтез разнообразных принципов и подходов различных дисциплин, включая физику. Такая философия, по его мнению, должна быть «одинаково справедлива для всех наук» (Майр, 2004: 76). Тем самым и в области философии он оставался сторонником плюрализма идей, концепций, принципов и гипотез, не забывая каждый раз вновь и вновь подчеркивать необходимость и «законность» эволюционного синтеза.

В большой рецензии на книгу «Это биология» ученик Э. Майра Дж. Грин отметил, что создание подобных работ требует глубоких научных, гуманитарных и философских знаний, которыми не обладает никто, кроме Майра. В этой книге Майр, будучи в преклонном возрасте (в год ее выхода в свет ему было 94 года), как всегда, проявил себя подлинным, страстным борцом — «fighter», как он сам любил себя называть (Green, 1999: 103). Эту борьбу Майр вел за процветание не только человечества, но и других обитателей планеты Земля, за прогресс биологии и научной деятельности. И если в этой борьбе, защищая свой жизненный выбор, свои воззрения, свою науку и свою любимую биологию, Майр не всегда смог остаться беспристрастным и «дать сбалансированный взгляд на историю человечества, то мы, помня о его заслугах, можем и должны простить его» (Green, 1999: 115). Я готов подписаться под этими словами Грина.