3* Идея Творения в дарвинизме и в иммунологии

Итак, внимательный анализ побуждал многих ученых вводить в дарвинизм некий “буксир” и некоторые авторы прямо называли его активностью. В XX веке про активность надолго забыли, полагая, что успехи генетики решили или решат все эволюционные проблемы в чисто механических понятиях дарвинизма.

Дарвинисты разрабатывали селективную теорию иммуногенеза, а их противники - его инструктивную теорию. Обе возникли в 1900-х годах (Т.И.Ульянкина. Зарождение иммунологии. М., Наука, 1994, гл. 6).

Автором селективной теории был Пауль Эрлих, основатель иммунохимии. Он писал: «Физиологические аналоги антител должны существовать заблаговременно в организме и его клетке», а иммуногенез состоит в переделке аналогов в сами антитела и в усиленной выработке этих веществ. Дальнейшее развитие науки показало правоту данного мнения, но на этом

пути не было ответа на вопрос, откуда «аналоги антител» берутся. Эрлиха, разумеется, упрекнули в преформизме, т.е. в признании Творения.

Инструктивная теория, наоборот, видела антиген как матрицу, на которой как-то формируется антитело. Автор ее - Карл Ландштейнер, один из творцов иммуногенетики. Она привела в свою пользу решающий факт: антитела вырабатываются даже на синтетические антигены, в природе отсутствующие. Как возможен иммунитет к ним, если не путем распознавания антигена? Ho царил дарвинизм, и решающий факт оставили без внимания.

Оба, Ландштейнер и Эрлих, позже были увенчаны нобелевскими премиями, но проблема от этого, естественно, с места не сдвинулась. Иммунологи 1950-х годов прямо повторили ход мысли генетиков, которые видели в эволюции лишь отбор полезных генов, возникших независимо от их пользы.

Как видим, Лурия и Дельбрюк повторены точно.

Странно: ведь выработка антител на синтетические антигены была Me- давару известна. Ho факт во внимание принят не был, и, более того, была признана истинной селекционная теория - только на том основании, что инструктивная напоминала о ламаркизме (о чем у Медаваров сказано тоже).

Такое “понимание” эволюции на полвека закрыло путь к выяснению становления иммунитета, о чем мы будем говорить далее подробно.

В самом же эволюционизме данное “понимание” бытует до сих пор. Вот новейший пример. Петербургский зоолог В.В. Хлебович вспоминает старую идею Болдуина, по которой полезные свойства возникают в виде прижизненных модификаций, а затем уж становятся наследственными (п. 4-14). Мы уже знаем тот вывод СТЭ, что она противоречит идее отбора, и Хлебович признал этот вывод логичным, но, как обычно в дарвинизме, привёл иное мнение, чем и успокоился. Его в тот момент занимал не отбор, а само появление признака, и этим его статья нам интересна. Он пишет:

«Модификационная изменчивость связана с регуляцией активности генов [...] Так называемую наследственную фиксацию признака, который ранее проявлялся как модификационный, легче всего объяснить выпадением (дезактивацией) альтернативной программы» (Хлебович В.В. // Природа, 2006, № 7, с. 28).

Причем тут «легче»? Откуда в эволюции берутся сами «альтернативные программы»? Откуда гены, чья активность меняется? Автор ничего, кроме ссылки на «эксперимент природы» с удвоением числа хромосом, назвать не смог. Позиция выглядит ненаучно, но она отнюдь не нова в науке.

На ней стоят противники эволюции (креационисты): у них все свойства организмов, в том числе изменчивость, заранее заданы Богом при Творе

нии, они обеспечивают частные приспособления сотворённых видов, но не эволюцию.

Да, ибо приведенные цитаты из Медавара и Хлебовича (а таких фраз - многие тысячи) - являются примерами так называемого смягченного креационизма (п. 4-6) в духе Альберта Великого, вполне могут быть включены в умеренный вариант «Закона Божия», что подчас учителями и делается.

Нет, ибо из таких фраз ничего для науки не следует. Это видно, кстати, и из статьи Хлебовича: он даже не пытается увязать их с реальной генетикой, а множество приведенных в статье интереснейших фактов не имеет никакого отношения к этим цитатам. Эволюционная наука развивается на совсем ином интеллектуальном поле, что и постараюсь показать далее.

А пока, забегая вперед, отмечу обычный безрадостный факт: новое знание во многих отраслях биологии добывается (с большим опозданием и очень обрывочное) при яростном отрицании всякой возможности новизны. И связано это, как увидим, именно с господством дарвинизма, отрицающего активный поиск на генетическом уровне. Например, факт синтеза антител путем распознавания антигенов многими отрицается до сих пор. Даже авторы, признающие синтез антител «по принципу прямого слепка», могут в следующем же абзаце заявить, что сами они надеются на успех поиска «механизмов клональной селекции» [Марков, Куликов, 2006, с. 140].

Как обычно, нормальная (по Куну) наука отчаянно сопротивляется всему новому, если оно грозит ей самой. Это - отличная иллюстрация к феномену давления нормы: нормальная наука есть та самая норма, которая подавляет изменчивость, и ее снятие (научная революция) родит новизну.

Спрашивается - откуда же тогда колоссальный и быстрый прогресс науки XX века, той же генетики? Ответ неожиданно прост: прогресс огромен там, где не задевал мировоззрения, а там, где задевал, его не было вовсе.

He следует думать, что иммунология и эволюционизм - что-то особенное. Нет, точно то же можно наблюдать в разных науках, в том числе самых что ни на есть прикладных. He в “века мракобесия”, а в XIX - XXI веках врачи предпочитали и предпочитают массами убивать и калечить пациентов, нежели брать пример с коллег, применяющих методы вполне успешные, но противоречащие привычному мировоззрению и господствующей ПМ.

Поразительно чудовищные примеры я нашел у историка медицины JTC. Салямона. Так, в середине XIX века в европейских клиниках свирепствовала родильная горячка, уносившая порой до 30% рожениц. Молодой венгерский врач Игнац Земмельвейс установил причину - грязные руки акушеров (руки было принято мыть не до, а после “грязной” работы по приему родов; даже если перед этим акушер вскрывал труп). В 1847 году Земмельвейс доложил свой результат: мытье рук перед родовспоможением снижает смертность ро

жениц в десятки раз - но был отвергнут коллегами. Он отчаянно боролся за спасение пациенток и умер в 1865 году в психбольнице. Салямон писал:

“Наука движется как бы спиной к будущему; она пятится вперед и позволяет нам обозревать пройденную дорогу. Тот, кто движется быстрее и обгоняет своих современников, выпадает из поля зрения” (Салямон JI. С. О некоторых факторах, определяющих восприятие нового слова в науке // Научное открытие и его восприятие. М., Наука, 1971, с. 113).

Эти слова: наука пятится вперед - мы не раз припомним. Чудовищная практика продолжается поныне (примеры будут далее). Ho всё же провидцы бывают. Из упомянутых ранее эволюционистов, это наш Страхов, немец Нэгели и француз Вентребер. К последнему пора вернуться.