4-14. Дарвинизмы бывают разные

Чуть раньше книги Фюрона, в 1942 году, тоже в разгар войны, в Лондоне вышел «Новый синтез» Джулиана Хаксли, обозначивший формальное рождение СТЭ. Изложив в главе 1 идею естественного отбора и кое-что о ее истории, в главе 2 он высказал свое отношение к эволюции в целом: прогрессивно то, что отобрано, и прогрессивные линии эволюции это «линии адаптивной радиации».

небольших главы бегло говорят об остальной эволюции - что она должна идти так же. В этом смысле СТЭ явилась обычным дарвинизмом. В остальном в ней завершена традиция, которую со времен Вейсмана называли неодарвинизмом и которую Филипченко назвал в 1923 году «левым крылом дарвинизма»: она нацело свела изменчивость к случайным мутациям и случайным рекомбинациям.

В отличие от последующих классиков СТЭ, Хаксли еще был озабочен каверзными вопросами, знал о ламаркизме, номогенезе и прочем, даже поначалу изучал зародыши. Любопытно его рассуждение об органическом отборе. Идею такого отбора высказал в 1895 году американский дарвинист Джеймс Болдуин для объяснения удивительного параллелизма (уже помянутого в п. 7) прижизненной и наследственной изменчивости. Наблюдается он весьма часто. Так, "загар" наследствен у негров, а нам надо загорать каждый год заново. Вот Болдуин и допустил, что приспособление может возникать при жизни, позволять организму сразу же выжить, а затем отбор постепенно выработает соответствующее наследственное изменение. Такой отбор он назвал органическим, другие называли его совпадающим, но никто не исследовал, возможен ли такой отбор на самом деле. (Впрочем, никто не исследовал на деле никакой отбор.)

С появлением генетики стали говорить, что органический отбор «заменяет модификации мутациями». Хаксли привел пример:

«Известно, что головная и платяная вошь человека так различны строением, что им даны разные названия.

Уоддингтон назвал (тоже в 1942 г.) органический отбор генетической ассимиляцией, поскольку генотип как бы усваивает то, что возникло вне его. Позже этот ход мысли был в СТЭ отвергнут. Так, американский зоолог Эрнст Майр, классик СТЭ, суммируя мнения коллег, писал:

«Некоторые утверждают, что ненаследственные изменения подготавливают почву для эквивалентных мутаций, однако для такого утверждения нет достаточных оснований. Способность фенотипа изменяться под непосредственным воздействием внешней среды без мутирования сильно снижает давление отбора»; «введение отдельного термина “генетическая ассимиляция’" (Уоддингтон) для обозначения накопления таких генов посредством отбора лишь затуманивает предмет обсуждения» (Maiip Э. Зоологический вид и эволюция. М., Мир, 1968, с. 128,484).

В самом деле: если уж организм поведенчески приспособился и выжил, то полезным мутациям отобраться не проще (как думали Хаксли и другие), а труднее. Беда в том, что своего объяснения самого факта параллелизма

прижизненной и наследственной изменчивости СТЭ не предлагает А факт до сих пор служит опорой ламаркизма и номогенеза. Ссылки см. в моей статье в сб. [Кудрин].

В том же 1942 году вышла книга московско-киевского (в то время эвакуированного вместе с другими академиками в Казахстан) зоолога И.И. Шмальгаузена «Организм как целое в индивидуальном и историческом развитии» (первое неполное ее издание появилось в 1938 г.).

В 30-е годы в СССР быстро укоренялась при поддержке власти гекке- лева трактовка дарвинизма («правое крыло дарвинизма» по Филипченко), вскоре перешедшая в «творческий дарвинизм» Лысенко, начисто отрицавший внутривидовой отбор, зато целиком признававший НПС.

«Мы видим, что непосредственное модифицирующее влияние измененной среды, а также «упражнение» и «неупражнение» органов может привести и, конечно, приводит в новой обстановке к установлению новых, исторически никогда не существовавших форм... Из семейства белок суслики живут на полях и роют норы, белки перешли к лазанью по деревьям, а летяги лазают на деревьях и перепархивают с ветки на ветку. Различная функция конечностей в этих случаях явно их преобразует... Функциональные изменения здесь должны играть ведущую роль... Прямые наблюдения над прирожденным дефектом передних конечностей у молодой собаки, благодаря которому она вынуждена была передвигаться на одних задних конечностях, показали очень крупные изменения в строении последних, в положении таза и т.п.» (Шмальгаузен И. И. Организм как целое в индивидуальном и историческом развитии. М., Наука, 1982, с. 157).

В этом поразительном ламаркистском признании последняя фраза нуждается в пояснении: при постоянном перемещении на задних лапах собака вырастает похожей на тушканчика или на кенгуру; и хотя такая форма тела не наследуется, но встает вопрос: если столь сложное изменение достигнуто в ходе одного онтогенеза, то естественно вспомнить Жоффруа и его идею эволюции путем смены онтогенезов. He шла ли реальная эволюция прямоходящих зверей по Болдуину? Мы вернемся к этой теме в п. 5-11.

Еще в 1940 году Шмальгаузен основал, взамен прекращенных журналов Кольцова, «Журнал общей биологии» (ЖОБ), где сразу поместил три своих программных статьи. Третья называлась «Изменчивость и смена адаптивных норм в процессе эволюции» и завершала то, что выше мы рассмотрели как системное понимание отбора. Отбор, оказывается, сравнивает не полезные признаки, а целостные функциональные системы, так что его итогом является переживание тех, чья «норма» наиболее «адаптивна».

«...тогда придется сделать вывод, что ведущим фактором в развитии организмов является какой-то фактор, связывающий в одну единую систему весь ор

ганизм вплоть до мелочей, как например рисунки на пальцах; получается номогенез» [Любищев, 1982, с. 108].

Конечно, подобных слов тогда печатать было нельзя - это был бы прямой донос, но Любищев тогда работал у Шмальгаузена в Киеве и в какой-то форме должен был это шефу сказать, ибо мыслей своих никогда не скрывал. Так или иначе, но больше Шмальгаузен об этом прямо не высказывался, хотя саму идею пропагандировал до конца жизни. Она видна и в упомянутой его книге: переход к лазанию или прямохождению - это смена «адаптивных норм» (вопрос: адаптивны ли они на самом деле? - никогда не ставится). Замечу: если нужная для этого перестройка тела фактически идет прижизненно, то ее унаследование надо как-то объяснять, а не полагать (как позже у Майра), что проблемы тут нет. Вот Шмальгаузен и показал, как на языке дарвинизма “объяснять", не ища понимания.

Для понимания тут нужен материал части 2 (см. Дополнение 6).