16. Эразм Дарвин и принцип активности

Одной морфологии для понимания эволюции мало. Чтобы понять, как фактически шло преобразование организмов в ходе истории Земли, надо привлечь палеонтологию, но и ее недостаточно: креационист скажет, что ископаемые лишь иллюстрируют ход последовательного творения, и возразить ему, оставаясь в рамках палеонтологии, нечего.

Разумеется, сразу решить такую задачу невозможно (как мы узнаем, до конца она не решена и поныне), но ее надо было хотя бы поставить. Как обычно в эволюционизме, это сделал не биолог-профессионал, а талантливый дилетант - врач и поэт Эразм Дарвин (1731-1802).

Он заявил о себе поучительной поэмой «Любовь цветов» в духе Гесиода и Лукреция, чем изрядно навредил себе и своему делу: публика охотно раскупала его поэмы, они издавались на разных языках, но ученый мир игнорировал и их, и ученые труды их автора. Когда Э. Дарвин все же написал и издал серьезный научный трактат «Зоономия» (1794-96, Лондон), было

поздно: ученые его почти не читали - даже обширную 39-ю главу, ту, где шла подробная речь об эволюции. А ведь это - пожалуй, главный эволюционный труд XVIII века. Эволюционисты не читают его поныне.

От биологов этот опыт переняли многие историки науки, но, к счастью, не все. Английский историк науки Питер Баулер так описал его взгляды:

«Эразм Дарвин... был деистом, убежденным, что Бог замыслил живые существа самоусовершенствующимися во времени. В своем постоянном желании преодолеть трудности внешнего мира они развивают новые органы посредством механизма, который... стал знаменит как “наследование приобретенных свойств”. Результаты усилий особей наследуются их потомками, так что по наколении в ходе многих поколений может сформироваться целый новый орган. По- видимому Дарвин полагал, что всеобщим результатом такого усилия приспособиться к среде может быть постепенный прогресс жизни в направлении более высоких ступеней организации» (Bowler P.

Здесь нужны три замечания. Во-первых, НПС не придумано Э. Дарвином, а заимствовано из древнего общего мнения (см. п. 1-7); зато ему принадлежит, как верно отметил Баулер, понимание данного наследования как фактора эволюции. Во-вторых, тексты Э. Дарвина действительно не дают уверенности, что он имел ясное представление о прогрессе как итоге эволюции, хотя неявно касался его многократно. В-третьих, самоусовершенствование и «постоянное желание преодолеть» явились более общими, чем у Мопертюи («сродство»), выражениями принципа активности - основного в нашем дальнейшем исследовании.

Подобно дилетанту Де Малье, Э. Дарвин внимательно штудировал предшественников, но, в отличие от него, мало их цитировал. Видно его знакомство с трудами геологов, а также с воззрениями эволюционистов XVII -XVIII веков. Он знал о параллели развития Земли и жизни, о самозарождении жизни на границе сред, об изменении аммонитов и их вымирании, об идее борьбы и параллелях между выживанием в природе и селекцией на ферме, о происхождении видов растений путем скрещивания первичных видов, о «семенных молекулах» и случайности вариаций - словом, едва ли не всё, что было сказано до него об эволюции. Многое он при этом добавил например, борьбу между близкими видами. В поэме «Храм природы» он писал, говоря об активности:

Деревья, травы вверх растут задорно,

За свет и воздух борются упорно.

Ему же принадлежит выражение «миллионы веков» эволюции (вместо бюффоновых 75 тысяч лет). Ho всё это было лишь базой, на которой он строил свое учение. В цитированной поэме «Храм природы» он в примечании отметил:

«Один натуралист... считал возможным, что первыми насекомыми были пыльники и рыльца, каким-то образом отделившиеся от материнского расте

ния (наподобие цветов валлиснерии), и что из них с течением времени развились другие насекомые, одни из которых получили крылья, другие - плавники, а третьи - когти, благодаря непрерывным усилиям добыть пищу или обезопасить себя от повреждения.

Кого он имел в виду? Такие сказочные построения, обычные в старину, давно уже никем из ученых не поминались, но нам важно другое: кто-то еще до Э. Дарвина видел в активности организма фактор эволюции. Эту мысль поэт-врач подробно развил. Отсюда и пошел физиологический эволюционизм. В нем главный поставщик новшеств - не слепая случайная изменчивость и не предустановленные потенции, а собственная активность особи как самостоятельный фактор эволюции.

«Многие органы животных образовались в результате трех великих потребностей: полового чувства, чувства голода и чувства самосохранения» - писал врач-мыслитель. He надо думать, что речь идет только о сознательных желаниях. Нет. активность автор видел на всех уровнях жизни, вплоть до микроскопических пульсирующих «волокон»: «Особенности форм животных, отличающие их друг от друга,... образуются постепенно из сходных живых волокон и видоизменяются при воспроизведении».

Итак, еще двести лет назад мыслитель указал на процесс наследственного изменения: это - изменения «волокон» при «воспроизведении», т.е. примерно то, что мы называем мутациями. Один из биографов Э. Дарвина прямо сравнил «волокна» с ДНК, и даже если это натяжка, трудно найти лучшее сравнение. В последнем издании «Зоономии» (1801) «волокна» несут не только наличные качества, но и способности к развитию (formative aptitudes), т.е. они несут также и особую форму активности.

Их можно сопоставить с генами как носителями не только элементарных биохимических, но и морфологических, и эмбриологических функций: по

Э.              Дарвину, в высших животных «эти волокна и молекулы, плавающие в циркулирующей крови родителей, собираются в соответственных железах самца или самки»; их смесь служит основой для порождения зародыша в матке. Пока еще это в духе Хэйла, Мопертюи и прочих, но вот и новое: «В одних своих частях зародыш сходен с отцом, в других с матерью - в зависимости от количества или активности волокон или молекул в момент их соединения». В наших терминах это приблизительно значит: развитие управляется активностью генов, а эволюция - это изменение ранних стадий развития зародышей. Насколько знаю, до нашего героя этого не заявлял никто.

«Многие потратили немало сил, пытаясь объяснить законы жизни законами механики и химии» - сетовал Э. Дарвин; при этом упускали из виду главное - «жизненный принцип, животворящий дух», которым наделены даже растения. Организму, учил он, вовсе не нужно понимать цель производимых им движений, важно совершать сами движения. Если этим удается избежать неприятности или опасности, оно постепенно станет привычкой, а

затем и изменит нужный орган. Так, различные формы птичьих клювов возникли из-за усилий птиц питаться различными видами пищи.

Словом, был дан второй (после Хэйла) синтез знаний об эволюции.