17. Феномен Любищева
Александр Александрович Любищев (1890-1972), как и все еретики, после 1930 года не мог работать в теории и ушел в практику, став лучшим знатоком проблемы насекомых-вредителей. Его работы перевернули всю проблематику борьбы с вредителями посевов (Наумов Р.В. Il [Системность...]). Одна деталь: интуитивно очевидно, что падение урожайности должно монотонно расти с ростом доли объеденных листьев, но Любищев показал иное ~ падение урожая начинается при поражении более четверти площади листьев, а до этого он даже растет за счет интенсификации фотосинтеза в поврежденных листьях.
Из работ Любищева по насекомым-вредителям выяснилось, между прочим, что подлинным бичом земледелия чаще оказываются не на
секомые, а чиновники. Разумеется, такой вывод не мог остаться без внимания, и Любищев, как он сам говорил, «едва не угодил на казенные харчи». Хотя его статья (1933) и была использована для изменения методов борьбы с вредителями, сам он был в 1937 году уволен и чуть было не был арестован как вредитель (Смирнов Е.С. К 75-летию А.А. Любищева // ЭнО, 1966, № . Спасло его то, что его главный гонитель сам был арестован и Любищев стал выглядеть жертвой “врага народа”.
He имея выходов в печать, Любищев много писал. В 1946 году, живя и работая в Киргизии, он написал большую статью «Проблема целесообразности», где показал общенаучный (а не только биологический) характер проблемы, провел (с помощью четырех причин Аристотеля - см. п. 1-6) группировку видов целесообразности и пришел к странному в те годы выводу, что проблема является важной для биологии, но не главной.
Советую всем прочесть статью, а здесь приведу из нее пример указания на загадочное. Все говорят, что яркий цвет и сладкий вкус плодов нужны растению, привлекая опылителей; но яркий и сладкий арбуз покрыт крепкой кожурой защитного цвета, а вот ряд диких арбузов - сладкие, кислые, горькие и ядовитые. «Наличие очень сходных плодов с прямо противоположными свойствами как будто не соответствует их приспособительной роли» [Любищев, 1982, с. 164]. В главе 6 мы узнаем, что такие ряды рушат всю прежнюю теорию эволюции и ведут к новой науке.
Любищев щедро дарил мысли и в письмах. В 1949 году, в письме другу Б.С. Кузину, зоологу и мыслителю, он дал шутливую, в строительных терминах, характеристику своего понимания основной тройки учений; дарвинизм для него - «теоретический свинарник ... считающий, что все в природе движется чистым свинством, борьбой за существование и размножение», а ламаркизм - «дворец физкультуры», в котором идет «активная эволюция организмов». Номогенез, к которому примыкал сам Любищев, охарактеризован как «храм истины, красоты и закона».
Больше всего Любищев запомнился как блестящий критик, считавший долгом выискивать и разбивать не слабые (как это обычно), а самые сильные места критикуемых учений. Этим он продолжил (кажется, первый в биологии после Данилевского) линию Сократа - Канта, зовущую ученых постоянно задавать себе вопрос; «Откуда я знаю то, во что верю?» Затем эту линию блестяще развил Мейен, о чем узнаем в главе 6. Если бы критикуемые ученые (в эволюционизме это были дарвинисты) включились с ними в серьезный спор, им пришлось бы задавать себе сократов вопрос ежечасно, но никто не включился. Подробнее см.: Салихов М.В. А.А. Любищев об «общепринятых» постулатах науки и философии. Ульяновск, 2001.
Он справедливо призывал, следуя Платону, освещать проблему со всех сторон («мы должны бороться ... со всякой монополией: гегемония одного направления есть отказ от подлинной диалектики» [Любищев, 1982, с. 244]), и возразить можно одно - это лучше именовать не диалектикой (данный
термин Сократа ныне слишком связан с Гегелем), а методом множественных гипотез. Данный метод сто лет назад ввел геолог и палеонтолог Т. Чемберлин, который видел изъян науки в господстве «метода ведущей теории» и предлагал допускать к одновременному использованию более одной рабочей гипотезы [Мейен// Системность..., с. 20].
Что касается самой диалектики, то свойственное советской эпохе понимание ее по Платону (собирание доводов в свою пользу, п. 3-7), сильно, на мой взгляд, мешало Любищеву. Смею допустить, что именно оно снизило его успех в положительной теоретической деятельности. (По выяснении сути дела из множества рабочих гипотез надо либо выбрать одну, либо провести их синтез, что у Любищева редко.) В 1925 году он писал:
“вместо четырех сформулированных Соболевым самостоятельных законов (наследственности, органического роста, обратимости и прерывности) возможно сформулировать один закон диалектического развития организмов” [Любищев, 1982, с.
Летом 1953 года Любищев направил властям письмо против лысенков- щины, это вызвало скандал, повлекший увольнение его в 1955 году на пенсию. Другие в таких случаях приходили в тоску, а он сел писать главные свои труды. Он более всех прояснил логику систематики (см. гл. 10) и показал, что эволюция никак не сводится к цепи “приспособлений организма к среде”, что в ней столь же важны законы преобразования форм. />В том же 1953 году в Англии была раскрыта дву спиральная структура ДНК, в 1961-66 годах в США - генетический код (соответствие нуклеотидных триплетов двадцатке аминокислот), и последние 40 лет XX века прошли под знаком господства молекулярной биологии. Успехи в понимании работы микроструктур живого были поразительны, но столь же поразительно полное отсутствие успехов в эволюционной теории. Наоборот, она откатилась назад, с позиций основателей СТЭ (Московская школа, Шмальгаузен, Хаксли) к примитивным представлениям начала века (в духе Мензбира), едва прикрытым новой терминологией, часто применяемой без понимания.
Эксперимент стал чудовищно сложен, а потому и дорог, и центром науки, естественно, стала самая богатая страна, США. Это наложилось на общее господство США после Второй Мировой войны. Английский язык стал языком науки настолько, что западные научные издания почти сплошь перешли на английский (удержалась, насколько знаю, одна Франция, перешедшая на английский лишь в наши дни), и англоязычные авторы стали в массе терять знание иностранных языков, а с тем и теоретическую культуру (появились также советские авторы, избегавшие цитировать русскую научную литературу).
Ныне 85% статей писаны по-английски. И, хотя всего 31% их написан в США, но 2/3 ссылок в американских статьях приходится на американские же статьи; в них почти нет ссылок на статьи из России и Китая, даже писанные по-английски. Ни в одной стране нет такого, и науковеды США видят в этом превосходство науки США (Макрусова В.А. Цитируемость российских публикаций в мировой научной литературе // ВРАН, 2003, № 4). По-моему же, это говорит о самоуверенной самоизоляции. Напомню, что иностранных ссылок почти не было и в советской позднесталинской науке.
Популярное американское руководство провозглашало: «В настоящее время генетика играет роль краеугольного камня в общей структуре биологических наук. Все чаще проблемы... физиологии, биохимии, медицины, экологии и эволюции возникают как продолжение современных генетических идей... Наш подход к проблеме действия генов будет простым и непосредственным: действие гена мы будем отождествлять с образованием и функционированием белка, предполагая при этом, что все другие формы проявления гена являются следствием этих процессов» (Хартман Ф., Саскайнд 3. Действие гена. М., 1966, с. 11). Как увидим далее, этот путь оказался тупиковым.
Что касается эволюции, то беда усугублялась забвением того, что основные мысли по теории эволюции содержались тогда отнюдь не в английских текстах, а у немецких и французских морфологов.
Примитивизм коснулся даже блестящих умов. Так, английский биофизик Джон Бернал, в блеске ума которого мы убедимся в главе 7, провозгласил в 1967 году такую максиму. “Жизнь перестает быть таинством и практически становится чем-то вроде головоломки ... Жизнь есть частичная, непрерывная, прогрессивная, многообразная и взаимодействующая со средой самореализация потенциальных возможностей электронных состояний атомов” (цит. по [Мейен и др., 1977]). На мой взгляд, с тем же правом можно сказать, что творчество поэта - лишь реализация возможностей алфавита. Это не столько ложно, сколько неинтересно: отсюда не следует реальных результатов. В годы этой примитивизации и стали появляться в печати статьи Любищева.
Еще по теме 17. Феномен Любищева:
- ФЕНОМЕН ГЕККОНА
- ГЛАВА 23 ЯДОВИТОСТЬ ЖИВОТНЫХ КАК ЭКОЛОГИЧЕСКИЙ ФЕНОМЕН
- 9*** Единый взгляд на биоразнообразие
- 14. Мир как целое у Ганса Дриша. Энтелехия
- 3.4.2. Латентное обучение
- Соотношение микро- и макроэволюции
- 6-5. Простые примеры применения диатропики
- 5. Ламаркизм и новая генетика
- КРИТИКА ДАРВИНИЗМА
- 12. Приспособленность. Подбор по Богданову
- 17* Процесс приспособления — не главный
- 10-1** Смысл иерархии. Тезис Короны
- 18. Злосчастный опыт Шапошникова
- 14. Изменение роли солнечной энергии
- 17** Связавший несвязанное
- Мытьё животных