5. Ламаркизм и новая генетика

Под влиянием Вентребера к ламаркизму обратился крупнейший тогда во Франции зоолог Грассэ. Ему принадлежит чеканный тезис ламаркизма, прокламирующий активность:

              «Жить, значит реагировать, а отнюдь - не быть жертвой»

(Grasse Р.-Р.

“Палеонтология обнаруживает, что линии, исходящие от общего корня материнской формы, проявляют совершенно одинаковые тенденции к реализации определенной формы... но в неравной степени” (с. 400).

Если Вентребера феномен направленности занимал лишь в рамках ортогенеза, то Грассэ явно имел в виду параллелизм в духе Копа - Вавилова. К тезису Вентребера о работе гена Г рассэ добавил:

“внесение информации в геном есть операция, отличная от ее приобретения; эти операции следуют друг за другом, а не осуществляются одновременно. ... Возможно, что производство информации идет медленно и продолжается очень много поколений ... Словом, ДНК регистрирует и стабилизирует эволюцию, но не творит ее” (с. 401).

Этим он отметил, что грань между ламаркизмом и дарвинизмом проходит вовсе не там, где тогда считали почти все, т.е. не по линии НПС, а по линии активности особи вообще и активной записи информации в геном в частности. Одним из первых Грассэ указал конкретные механизмы записи (трансформацию ДНК, обратную транскрипцию и др.) в качестве факторов эволюции, против чего дарвинисты тогда грубо протестовали.

Вообще, надо отметить, что в те годы мысли ламаркистов отвергались без обсуждения как ненаучные. Теперь, когда они, в основном, приняты к обсуждению и даже рассматриваются некоторыми как часть дарвинизма (такова идея Вентребера об отсутствии эволюционной роли у большинства типов мутаций), нельзя забывать, что дарвинизм яростно сопротивлялся им всем без исключения и что это - обычная черта дарвинизма, быть может, неотъемлемая.

Сейчас он выполняет одну лишь полезную функцию: тормозя новое, ограждает общество от скороспелых решений. Однако и ее следует выполнять грамотно, на что дарвинизм уже почти негоден, ибо не выходит за понятийные рамки генетики 1930-х годов. Даже серьезный научный креационизм выполняет эту функцию лучше. Такова книга ЮШ, часто старомодная и даже наивная, но указывающая на многие радикальные трудности в понимании эволюции, чего дарвинизм избегает в принципе.

Генетик и историк науки М.Д. Голубовский в своих работах увлекательно рассказывает, с каким трудом и опозданием внедрялись в сознание и в практику биологов самые важные идеи генетики - от законов Менделя до новейших открытий молекулярного ламаркизма. Его вывод:

“задержка, примерно 25-30 лет, в признании многих выдающихся открытий - вполне закономерное явление в развитии науки” (Голубовский М.Д. Личностное знание и парадоксы истории генетики // Природа, 1997, № 7, с. 68).

Это верно, но это половина правды. Судьба открытия радикально зависит от того, насколько оно задевает правящую идеологию. Если не задевает, то усвоение может быть мгновенным, и вся история генетики тому пример: ее успехи за сто лет огромны и молниеносны. Ho если открытие задевает презумпции (например, дарвинизма), неприятие может продолжаться сто лет и больше.

В качестве примера приведу ту тему, которой занимался сам Голубовский, эпигенетическую наследственность. Еще в 1895 году Болдуин (см. п. 4-14) высказал догадку, что полезное свойство возникает в ненаследственной форме, а затем становится наследственным; позже ее высказывали многие, но она отвергалась - дарвинисты видели тут вариант НПС. Развитие молекулярной генетики в 1970-х годах указало на конкретный механизм краткосрочного и не затрагивающего строение гена наследования: наследоваться может не только структура гена, но и его состояние (активен или нет); когда оно изменится, наследование пропадает.

Обычный путь дезактивации гена - метилирование некоторых нуклеотидных оснований в ДНК; фермент метилаза узнаёт нужное основание при репликации и добавляет метильную группу в дочернюю цепь ДНК, так что дезактивация наследуется, пока метил не будет удален.

Дезактивация при этом необязательна, и такое метилирование очень старо; достаточно напомнить, что этим путем родилась ДНК: тимин - это метилированный урацил (подробнее см. гл. 7). Урацил может быть метилирован в разных местах, и один из вариантов (оксиметилурацил) служит вместо тимина у многих панцирных жгутиконосцев (DinofIageIIata). Данный факт открыт еще в 1973 году и затем подтвержден на нескольких видах (Galleron CM Orig. Life, 1984, vol. 13, N 3-4), но игнорируется до сих пор.

Приведя в сборнике ЭБ ряд фактов такого игнорирования, Голубовский, к сожалению, не сказал, что речь обычно идет о молекулярном ламаркизме. То же видим у биокибернетика С.Н. Гринченко: вводя два главных постулата Ламарка (активность особи и усложнение организации), он ни Ламарка, ни ламаркизм не назвал [Гоинченко, с. 24].

Пусть для укоренения нового в массовом сознании в самом деле полезно избегать одиозных терминов, но для нашей темы (понять эволюцию) надо называть вещи своими именами, дабы стало ясно, чем из прошлого пора воспользоваться. Если мы будем, как прежде, ждать, пока дарвинизм объявит нынешние достижения своей составной частью, то не только потеряем время, но и останемся в неведении, куда двигаться дальше, ибо дарвинизм, отрицая феномен активности как эволюционный, никуда не зовет (подробнее см. [Чайковский, 2002]). Он очень плохо умеет даже “пятиться вперед” (п. 5-3*), как это делают остальные науки.

В качестве недавнего примера напомню историю с интронами - участками ДНК, которые ничего не кодируют, в отличие от экзонов, между которыми интроны вставлены (для вырезания интронов и сшивки экзонов служит особая процедура — сплайсинг). Интроны открыты в 1977 году. Кроме них, загадкой являются многочисленные и многократные (до ста тысяч раз в одном геноме) повторы коротких некодирующих последовательно

стей ДНК.

Однако тогда же было выяснено, что интроны и повторы служат для регуляции; появилась идея, что они нужны для эволюции: отделяя экзоны друг от друга, они облегчают перебор комбинаций, и уже первые бактерии должны были иметь их и передать эвкариотам; позже многие бактерии могли их утратить (Gilbert W. Why genes in pieces? // Nature, 1978, № 5645).

Затем роль повторов ДНК была осознана как задающая ряд черт онтогенеза и эволюции [Галимов, 2001, с. 147-150; Корочкин, с. 17]. Наконец, было выяснено, что интроны служат не только для компоновки генов, но и как резерв генетического материала: иногда интрон включается в состав эк- зона, причем кодирует активную часть белка и даже обеспечивает ему добавочную функцию {Doherty J.K. е.а. И PNAS11999, vol. 96, р. 10869).

Конфуз с “мусорной ДНК” поучителен: причиной его была не какая-то частная модель, а обычная для дарвинизма вера в то, что суть устройства мира уже понята и потому всё непонятное можно счесть мусором. Мир же, как мы не раз увидим, устроен удивительно и в главном еще непонятен.