Дарвиновская революция

С начала 1970-х гг. центральное место в исторических трудах Майра заняло творчество Дарвина. В десятках публикаций он дал блестящий анализ интеллектуальных предпосылок формирования взглядов великого английского натуралиста, раскрыв когнитивную природу дарвиновской революции и логическую структуру его теории (Мауг, 1963b, 1971; 1972b; 1977, 1983; Майр, 1975; и др.).

Расхождения в трудах самого Дарвина побудили Майра к более глубокому исследованию его опубликованных работ, которые совпали с качественно новым этапом в изучении дарвиновской революции в естествознании, ознаменованным десятком книг об английском естествоиспытателе. К своему удивлению, Майр вынужден был впоследствии отметить, что многие из них «не просто плохие, а даже злобные, что объяснял неспособностью их авторов понять концепции, лежащие в основе творческих поисков и интеллектуального развития Дарвина» (Мауг, 1991а: IX). Майр впервые показал, насколько сложной является дарвиновская революция, в ходе которой произошла не просто замена одной теории другой, а отказ, по меньшей мере, примерно от десяти основных широко распространенных концепций (естественной теологии и телеологии, краткости возраста Земли, креационизма, катастрофизма, автоматически восходящей эволюции, униформизма, эссенциализма, номинализма, антропоцентризма) (Мауг, 1972b, Майр, 1975).

Многие из этих концепций имели метанаучное значение, чем и объясняется столь ожесточенная дискуссия вокруг его теории, нападки на нее с разных сторон и в то же время попытки использовать различными политическими силами от либерализма до фашизма. В то же время сами биологи не могли до конца осознать глубину дарвиновского переворота и оказались неспособными принять его теорию в целостности.

В книге «Рост биологического знания» Майр (Мауг, 1982с: 394- 534) попытался впервые суммировать свои публикации о Дарвине и последствиях его идей для понимания эволюции. Однако в книге, представлявшей собой исторический обзор систематики, генетики и эволюционной биологии, трудно было дать детальный анализ истории становления дарвиновских идей. Между тем, началась интенсивная работа над дарвиновским рукописным наследством, публикация его записных книжек, писем, неоконченных рукописей и т. д., заставивших историков по-новому взглянуть на саму теорию естественного отбора, историю ее становления, а также на другие компоненты его научной концепции и мировоззрения (Darwin, 1984-1997, 1996). Внимательное изучение этих публикаций, а также базирующейся на них новейшей дарвинианы, побудило Майра вновь обратиться к творчеству Ч. Дарвина, переосмыслив ключевые моменты в его развитии.

Наиболее подробно взгляд Майра на формирование дарвиновской теории в специфической интеллектуальной обстановке XIX в. и ее последующее развитие в неодарвинизме, вплоть до достижения консенсуса между экспериментальными генетиками и натуралистами, подробно изложен в книге «Один длинный аргумент» (Мауг, 1991а). Ее название в немецком переводе «Дарвин был прав» точнее выражает основную идею, разрабатываемую Май- ром на протяжении почти 70 лет и в биологии, и в ее истории.

Прежде всего, Майр без возражений воспринял опровержение в новых работах (Kohn, 1980; Ospovat, 1981; Hodge, 1983) культивируемой самим Дарвином легенды о том, что его эволюционные представления сложились во время кругосветного путешествия на корабле «Бигль» (1831-1836). Гигантские ископаемые из раннетретичных отложений Патагонии, внутривидовое многообразие гигантских черепах и вьюрков на Галапагосском архипелаге, этой своеобразной природной лаборатории эволюции, по словам самого Дарвина, вызвали у него шок, и он в одночастье превратился в эволюциониста. Однако, опасаясь негативной реакции со стороны общества, он, якобы, не спешил с публикацией новых воззрений и более двух десятилетий трудился над сбором литературных и музейных материалов, а также проводил эксперименты и занимался систематикой ракообразных, стремясь всесторонне обосновать гипотезу естественного отбора. Особую роль Дарвин отводил искусственному отбору как аналогу отбора в природе. В таком изложении Дарвин выглядел как интеллектуальный герой-одиночка, сумевший отказаться от предубеждений общества и увидеть природу глазами, свободными от догм.

Как в легендах о ванне Архимеда и яблоке Ньютона, Дарвин более ста лет изображался обладателем особых способностей, позволивших эмпирически постигнуть реальность по схеме «увидел — открыл».

В то же время Майр согласился с выводом многих историков науки о том, что решающим фактором в создании теории отбора сыграло знакомство Дарвина с концепциями английских политэкономов. Сам Дарвин указывал на ключевое значение книги Т. Мальтуса о росте популяции человека в геометрической прогрессии, умолчав о влиянии А. Смита, концепцию которого о разделении труда и специализации как основе богатства нации, он использовал при разработке принципа дивергенции. He отрицая влияния этих трудов на формирование дарвиновских представлений о борьбе за существование и естественном отборе как главных фактора:». эволюции, Майр полагал, что все еще остается место для не столь однозначных интерпретаций (Мауг, 1991: 69).

Он показал, что еще до чтения труда Мальтуса Дарвин прошел значительную интеллектуальную эволюцию, связанную со сбором и анализом огромного материала об изменчивости диких и доме- стицированных форм, а также о борьбе за существование. Чтение книги Мальтуса не стало для Дарвина неким озарением, а лишь кульминационным моментом в градуальном развитии его биологических и мировоззренческих представлений. К этому выводу Майр пришел в результате анализа и реконструкции становления отдельных компонентов теории естественного отбора и их последующего объединения.

Вопреки устоявшемуся мнению, базировавшемуся на высказываниях самого Дарвина, Майр поддержал позицию тех (Huxley, 1963, Ghiselin1 1969), кто впервые показал, что теория естественного отбора — не Монблан фактов, а типичная гипотетико-дедуктив- ная модель эволюции, включающая в себя как эмпирические обобщения, гипотезы, так и дедуктивные следствия из них, оказавшиеся доступными экспериментальной проверке только в наши дни. Исходным пунктом для дарвиновского построения стали положения, выработанные в рамках экономии природы и политэкономии в результате обобщения огромного количества полевых наблюдений и статистических знаний, установленных в естестесвенной истории и натуральной теологии: I) геометрическая прогрессия размножения и потенциальная возможность безграничного увеличения численности каждого вида; 2) относительное постоянство всех видов в природе, подтвержденное многочисленными полевыми наблюдениями; 3) ограниченность природных ресурсов (полевые наблюдения, усиленные в трудах Мальтуса). Из этих эмпирических обобщений следовал первый вывод о борьбе за существование между индивидами, который вместе с двумя другими эмпирическими обобщениями об уникальности каждого индивида и наследственном характере индивидуальной изменчивости становился основой для формирования дарвиновской гипотезы о дифференциальной выживаемости или естественном отборе. В свою очередь, эта гипотеза вела к выводу об эволюции, протекающей в статистически насыщенном ансамбле благодаря селективному выживанию во многих поколениях особей, более успешных в жесткой конкуренции с другими особями своего вида (Мауг, 1991а: 72).

Таким образом, «Монблан фактов» Дарвина, собранных им в пользу эволюции, не был эмпирическим материалом его теории, а лишь способом проверки ее следствий. В его теории Майр выделял пять групп фактов и три заключения. Именно приверженность Дарвина строгим требованиям гипотетико-дедуктивного метода при построении теорий, принятым в точных науках, позволила ему преобразовать биологию, выведя ее за рамки теологических и те- лелогических построений. Дарвин использовал экономические принципы лишь в той степени, в которой они были необходимы для понимания статистических механизмов борьбы за существование, а не случайного выживания индивидов, ведущего к увеличению биоразнообразия и наиболее полному использованию ресурсов среды. Его успех был связан с тем, что подобные представления хорошо согласовывались с учением об экономике природы и балансе видов, а также с селекционной практикой. Искусственный отбор послужил Дарвину моделью для доказательства сформулированной им гипотезы естественного отбора и возможности формирования новых адаптаций статистически-вероятностным механизмом.

Учение о естественном отборе позволило начать изучение причин формирования видов со всем комплексом сложных структур и функций, присущих каждому из них, а следовательно, и причин современного биоразнообразия. Проблема органической целесообразности, прежде всего адаптаций организмов к среде и коадап- тации органов, получала истолкование без привлечения сверхъестественных сил. Вместе с тем, был вскрыт и ее относительный характер. Принцип дивергенции объяснял возрастающее биоразнообразие, иерархию таксонов и позволял провести их филогенетическую классификацию. Тем самым дарвинизм решал ряд проблем, возникших к тому времени в различных отраслях биологии. Дарвиновская гипотеза о причинах антропогенеза создала возможность связать эволюцию природы с историей общества.

Эти труды Майра о Дарвине расширили представления о научных революциях, не укладываемые в прокрустово ложе простых «смен парадигм». Майр показал, что дарвиновская революция растянулась на столетия, так как требовала замены значительного числа понятий и введения целого ряда концептуальных и методологических новшеств. Современники Ч. Дарвина, в том числе и сам Дарвин отчасти, оказались неспособны к замене жестко детерминистского и типологического подхода вероятностно-статистическим и популяционным. В связи с этим последующие события в биологии, перестраиваемой на принципах эволюционизма, носи

ли скорее характер недарвиновской или, точнее, антидарвинов- ской революции, так как все концепции эволюции, выдвинутые до создания СТЭ, были связаны с преуменьшением или полным отрицанием роли естественного отбора в эволюции. Так, комбинация униформизма, веры в статичный мир и эволюционизма давала ламаркизм, а соединение эволюционизма с эссенциализмом — различные сальтационистские и ортогенетические концепции.

Майр четко показал, как неоднородно, а порой и противоречиво с позиций современных взглядов выглядит классический дарвинизм, казавшийся его создателю логическим монолитом. Неслучайно вскоре после выхода в свет «Происхождения видов» и других трудов Дарвина отдельные положения его концепции были изолированы друг от друга, одни из них были приняты (идея эволюции), а другие резко раскритикованы и отвергнуты (концепция естественного отбора).

Без преувеличения можно сказать, что майровские труды сыграли важную роль в современном «дарвиноведении», став основой многих последующих исследований о противоречивых путях распространения его идей в различных отраслях эволюционной биологии, связанных не столько с неприятием идей оппонентами, сколько непониманием их его сторонниками (Bowler, 1983, 1988, 1989; Junker, 1989; и др.). Появился даже термин «недарвиновская революция» для обозначения периода утверждения идеи эволюции в биологии, когда доминировали антидарвиновские концепции механоламаркизма, ортогенеза и неокатастрофизма. Майр показал, что, вопреки широко распространенному мнению о церкви, государстве и т. д. как главных противниках новой научной теории, наиболее ожесточенное сопротивление ей чаще всего оказывают члены научного сообщества, особенно со стороны философов от науки (Мауг, 1988b, 1991Ь). Так, было с теорией гравитации И. Ньютона, концепцией дрейфа континентов А. Вегенера, генетических законов Г. Менделя, на признание которых научным сообществом ушло от 40 до 80 лет.

Столь длительное сопротивление дарвиновским идеям, по мнению Майра, связано с тем, что Дарвин не просто выступил против многих концепций мировоззренческого порядка, сформировавшихся в период первой научной революции в XVTI-XVIII вв. По существу, он стал основателем новой философии науки, построенной на исторической методологии и способствовавшей ее внедрению во все естественные науки. Кроме того, Майр называл следующие характерные черты новой философии: дифференциация непосредственных и эволюционных причин, непредсказуемость эволюции, ее стохастический характер, многофакториальная детерминация, уникальность биологических систем, равноправность описательно-сравнительных и экспериментальных методов исследования, введение популяционного мышления и нового дискурса. Эти положения настолько были чужды общепризнанной философии науки, что игнорировались ее лидерами в течение более чем ста лет. Так, К. Поппер в течение всей своей жизни изображал Дарвина как философа в карикатурном виде, а И. Лакатос называл его относительно недавно «вшивым» философом (Мауг, 199Ib).

Только с приходом нового поколения философов науки, свободных от догм физикализма и логического позитивизма и понимавших, что классическая механика не может служить образцом для всех наук, стало слабеть сопротивление теории Дарвина в философских кругах. Постепенно становится ясно все большему числу ученых разных специальностей, что эссенциализм, телеология и жесткий детерминизм имеют ограниченные сферы использования.