История первая. Троглодит из грота Фельдгофер

Ч а р л ь з Л а й е л ь

Жарким летним днем 1856 года Беккерсгоф, почтенный житель Дюссельдорфа и владелец одной из каменоломен, расположенных в рейнской долине Неандерталь, отправился по просьбе своего компаньона Пипера проверить, как успешно продвигается работа по ломке известняка.

Вскоре Беккерсгоф неторопливо шагал по живописному дну ущелья с крутыми скалами, покрытыми густым кустарником и деревьями. Сколько ни приходилось ему бывать здесь, он не переставал удивляться суровой и дикой красоте долины реки Дюссель, небольшого притока Рейна.

Как коренной житель Дюссельдорфа, он знал, почему долина реки Дюссель называется так, а не иначе. Всего-то 30 лет прожил ректор латинской школы Дюссельдорфа Иоахим Нойманн, а вот уже скоро два века память о нем живет в народе. Мало того, своим названием это приятное место обязано Нойманну.

Дело в том, что в 1674 - 1678 годах долина была местом прогулок молодого ректора, любившего размышлять в уединении и тишине. Поскольку, следуя моде того времени, Нойманн сменил свою заурядную и широко распространенную фамилию на бесспорно уникальную и латинизированную - Неандер, обыватели Дюссельдорфа в память о нем назвали ущелье Неандерталь, что означает «Долина Неандера».

Что и говорить - неплохой уголок для богоугодных раздумий выбрал в свое время Неандер! Одно удовольствие пройтись здесь после городской сутолоки и дневных бдений

в конторе. Как хорошо, что он, Беккерсгоф, не стал отказываться от предложения Пипера посетить каменоломню и посмотреть, как идет работа.

Прошагав очередной поворот ущелья, Беккерсгоф остановился и с неудовольствием присвистнул: рабочие не ломали известняк, а толпились около отверстия в обрывистом склоне на высоте около 20 метров от дна ущелья и приблизительно на 30 метров ниже вершины. Часть из них находилась, очевидно, в пещере, откуда временами вылетали комья земли и пыль. Хозяин, не теряя времени, поспешил наверх.

Как выяснилось вскоре, тревога его была напрасной. Рабочие не бездельничали. Просто они решили, что удобнее ломать известняк, предварительно расчистив грот, известный под названием Фельдгоферского. Но проникнуть в него оказалось делом нелегким: большую часть пещеры заполняла глина, принесенная водой по 30-метровой трубе-щели сверху, с плато. Работа уже заканчивалась, и рабочие предложили господину Беккерсгофу осмотреть грот. Теперь там можно было выпрямиться во весь рост и спокойно разгуливать: длина пещеры метров пять, а ширина - более трех. По трубе удается выползти на плато: хозяин может это проверить.

Беккерсгоф, однако, отказался от предложенного эксперимента. К тому же его внимание привлекли кости, которые валялись среди комьев выброшенной глины. Сначала он поднял обломки ребер, затем, потянув за торчащий из глины эпифиз, извлек огромное и массивное бедро. Рабочие помогли найти другие обломки скелета, в том числе тазовую кость, ключицы, фрагменты конечностей. Но наибольшее удивление Беккерсгофа вызвала черепная крышка с частично сохранившимися глазницами, и переносьем. Очень уж велик, тяжел, массивен и груб был этот обломок черепа. Чего стоят эти выступы - гребни над глазницами?

Перед рабочими нехорошо показывать свои сомнения. Поэтому, когда один из них поинтересовался, кости какого животного выброшены из Фельдгоферского грота, Беккерсгоф уверенно ответил: медведя. Впрочем, кого же еще, если они такие огромные и грубые?

Находка как нельзя кстати! Беккерсгоф слышал от компаньона Пипера, что кто-то из его знакомых в ученом мире давно желает получить полный скелет медведя.

На следующий день корзина с костями перекочевала в квартиру Пипера, который искренне порадовался находке компаньона и сказал, что при первой же поездке в Эльберфельд переправит ее преподавателю тамошней реальной гимназии Иоганну Карлу Фульротту. Это он еще в прошлом году просил достать для музея гимназии скелет медведя. Пипер рад, что может наконец выполнить эту просьбу.

Беккерсгоф, прежде чем уйти, поинтересовался, кто такой Фульротт. Пипер по обыкновению не преминул похвастать своими связями за пределам круга промышленников и торговцев, а заодно и уколоть друга: как же это он, Беккерсгоф, не слышал о таком ученом, как Карл Фульротт? Его знают все в округе как энциклопедиста, которого трудно поставить в тупик неожиданным вопросом. Особенно силен он в философии, что, впрочем, не удивительно - двадцать лет назад он получил степень доктора философии в Тюбингенском университете. Однако Беккерсгоф ошибется, если подумает, что Фульротт - философ, и только. Проработав десяток лет преподавателем реальной гимназии Эльберфельда, он стал профессором математики и естественных наук. Но и это не все: более четверти века назад он написал книгу, посвященную систематике растений.

Дела не позволили Пиперу отправиться тотчас в Эльберфельд. В кабинете Фульротта он появился только в августе. Корзина с «останками медведя» оказалась прямо на профессорском столе, и тот с интересом перебирал аккуратно разложенные на бумаге находки.

Иоганн Фульротт не стал огорчать старого знакомого, хотя ему было достаточно беглого взгляда, чтобы понять: из окаменевшей глины Фельдгоферского грота рабочие извлекли не кости медведя, а останки существа, несравненно более интересного и важного. Несомненно, компаньон Пипера - Беккерсгоф, не отдавая себе в том отчета, сделал выдающееся открытие. Однако надо тщательно разобраться в находках. А пока Фульротт поблагодарил Пипера за доставленные кости и попросил извинить за то, что его желание иметь скелет медведя повлекло за собой столько хлопот. Находка настолько интересна, что в ближайшее время Фульротт непременно посетит Неандерталь, чтобы осмотреть Фельдгоферский грот и карьер господ Пипера и Беккерсгофа.

Пипер, в свою очередь, заверил, что для них с компаньоном большая честь принять господина профессора на территории карьера, и поэтому он просит заранее известить о предполагаемом визите.

Фульротт едва дождался конца беседы со словоохотливым гостем. И когда они наконец расстались, не мешкая направился к столу. Он вновь осмотрел каждую кость и пришел к твердому убеждению: перед ним останки не медведя, а человека!

Собственно, сам по себе факт находки в Фельдгоферском гроте костей человека, по- видимому захоронения, вряд ли бы вызвал волнение Карла Фульротта, если бы не слишком бросающиеся в глаза необычные особенности строения конечностей, в первую очередь бедра. Оно отличалось не только исключительной массивностью и грубостью рельефа, но и было характерным образом искривленным.

Но еще больше удивила его хорошо сохранившаяся черепная крышка. Судя по размерам, объем мозга соответствовал приблизительно его объему у современного человека - что-то около 1300 кубических сантиметров. Однако как объяснить конфигурацию черепной крышки, ее рельеф так резко отличается от черепа современного человека? Фульротт смотрел на нее сбоку, спереди и со стороны затылка и не переставал поражаться: у основания необыкновенно низкого, сильно убегающего назад лба возвышались огромные и массивные костяные дуги - надглазничные валики, или надбровья, оконтуривающие сверху глазницы. Ничего подобного у человека не наблюдалось. Сходные в какой-то мере надбровья зоологи описывали у антропоидных обезьян! А как сильно уплотнен черепной свод, и до чего он низкий и длинный, как массивен и велик затылочный гребень, тоже приплюснутый сверху!

На долю Карла Фульротта выпала необычайно тяжелая задача. Занимаясь закреплением с помощью специального клея легко разламывающихся костей скелета таинственного существа из грота Фельдгофео ученый мучительно раздумывал над тем, что могли означать неожиданные для человека особенности строения черепа, да и бедра тоже. Однако недаром среди наук, обративших на себя внимание Фульротта, числились не только палеонтология, геология и зоология, но и философия, выработавшая наклонность и стремление проникать в глубинную суть явлений, а также математика.

Постепенно в ходе рассуждений у Карла Фульротта отчетливо выкристаллизовывается представление, поистине еретическое по неожиданности и кажущейся невероятности. Вместе с тем вывод, плод целенаправленных размышлений, прост и предельно логичен: если в 50-е годы XIX века открыть и объявить новый вид или род какого-нибудь вымершего животного для палеонтологов, последователей французского атеиста Этьена Жоффруа Сент-Илера, заявившего, что предков современных животных следует искать среди давно вымерших форм, стало обычным делом, то почему нельзя, обнаружив человеческий череп, обладающий невиданно примитивными особенностями, провозгласить существование особого вида человека, предка современного Homo sapiens «человека разумного»?

Дикие животные наших дней имеют далеких предков.

Человек, по утверждению служителей Христа, - венец творения божьего. Но кто ж теперь всерьез может заявлять, что животные сотворены руками господа, ведь изменяемость их с течением времени - факт бесспорный, доказанный палеонтологами на десятках примеров. Значит, и человек менялся. Многие тысячелетия назад он выглядел иначе, а как именно - показывают находки в гроте Фельдгофер. Только так можно объяснить бросающиеся в глаза звериные, лучше сказать, обезьяньи, черты в строении черепа троглодита (пещерного жителя, дикаря), жившего некогда в долине Неандерталь!

Иоганн Карл Фульротт - ученый. Он прекрасно отдаст себе отчет, что его рассуждения, может быть, и верны, но пока, к сожалению, слишком абстрактны. Себя он, пожалуй, может уверить в правильности вывода об открытии в гроте Фельдгофер далекого предка, настолько далекого, что за время, разделяющее их, «человеку разумному» удалось освободиться от звериных черт, разоблачающих его животное происхождение, чего он даже научился стыдиться. Но как убедить ученый мир?

Непреодолимые трудности возникли, как только Фульротт пытался подобрать доказательства того, что кости действительно останки предка человека. Если это предок, то его скелет пролежал в глине Фельдгоферского грота не тысячи, а десятки или даже сотни тысяч лет. Но как доказать глубокую древность находок? Необычайно примитивными особенностями черепной крышки и бедра? Это не довод, поскольку никто никогда не находил «предка» и антропологические особенности его неизвестны, их еще предстоит определить. Намечается заколдованный круг, из которого не видно выхода.

Правда, в какой-то мере значительную древность костей подтверждает их внешний вид: плохая сохранность, залегание, если справедлив рассказ Пипера, в чрезвычайно твердой, почти окаменевшей глине. Но все это косвенные доказательства, которые не выдерживают строгой критики. И можно не сомневаться - она будет беспощадной и неумолимой. Достаточно вспомнить судьбу открытия каменных орудий «допотопного человека». А ведь Буше де Перт привел доказательства, несравненно более веские и определенные, чем может выставить Фульротт.

Однако надо искать выход, не сидеть же сложа руки. Прежде всего следует, очевидно, проверить свои впечатления о необычайных особенностях черепной крышки, а также других костей скелета из грота Фельдгофер у людей, специализирующихся на анатомии человека. Затем по возможности быстрее отправиться в долину Неандерталь и убедиться, что вместе с останками человека действительно не было ни костей вымерших животных, ни каменных орудий.

Если бы удалось доказать несправедливость хотя бы одного из слишком уж самоуверенных заявлений Пипера! В конце концов, он находился в Дюссельдорфе а его компаньон Беккерсгоф мог оказаться недостаточно внимательным. Во всяком случае, можно быть почти полстью уверенным, что он даже не подозревает о существовании таких вещей, как «допотопные» каменные орудия.

Мысли текли нескончаемой чередой, предположения сменялись предположениями, одни сомнения уступали место другим. Порой Карл Фульротт думал, что он близок к цели и опасаться нечего. Но чаще неуверенность терзала настолько сильно, что однажды ему показалось, будто в гроте Фельдгофер найдены кости не человека, а медведя!

Если он додумался до такого парадокса, чем поставил себя на один уровень с Беккерсгофом, очевидно, настало время отказаться от затворнических раздумий. Надо начать выполнение программы, намеченной вскоре после первого осмотра костей. Необходимо прежде всего обратиться к человеку, знающему анатомию.

Доктор Кун - наиболее подходящая фигура. Вот почему августовским днем 1856 года преподаватель реальной гимназии Эльберфельда профессор Иоганн Карл Фульротт нанес утренний визит своему старому знакомому. Я пришел к вам как к доктору. Мне нужно установить диагноз одному пациенту. - Фульротт приподнялся в кресле и положил перед - Куном длинный бумажный сверток.

Заинтригованный доктор с некоторой опаской зашуршал бумагой, посматривая на своего гостя. Тот улыбался и поощрительно кивал головой. Такой «пациент» ни в каком диагнозе не нуждается. Он умер, по крайней мере, сто лет назад, - огорченно сказал Кун, когда пакет был развернут и он бегло осмотрел его содержимое. - Уволь, пожалуйста, от вторжения в область, где я как медик бессилен сказать что-либо определенное. Я не привык ставить диагноз пациенту, от которого остались одни кости... Где ты выкопал его останки? Кого его? - спросил Фульротт слишком уж равнодушно.

Однако Кун знал своего друга достаточно хорошо, чтобы понять, что вопрос этот для него не столь маловажен, как могло показаться человеку невнимательному, и насторожился. То есть как кого? Человека, разумеется, того самого человека, кости которого лежат передо мной.

Когда Фульротт посвятил друга в предысторию событий и поделился своими соображениями, доктор снова приступил к осмотру коллекции находок. Вскоре его внимание заняла черепная крышка. Он так же, как неделю назад Фульротт, рассматривал ее со всех сторон, крякал не то от неудовольствия, не то от недоумения. Гость ожидал, чем завершится новый осмотр «пациента». Я, разумеется, не ошибся, определив эти кости как человеческие, - начал Кун, подводя итог осмотру. - Они, судя по всему, составляют часть одного скелета. Кости конечностей грубоваты - это я заметил и раньше, но, признаться, черепная крышка поражает необычайно примитивными чертами. Когда я сказал тебе, что это кости человека, у меня и в мыслях не было вторгаться в столь сложную область, какой является вопрос сотворения человека. Но когда я смотрю на эту черепную крышку...

Я врач - мое дело определять болезни и по возможности избавлять людей от страданий, - решительно возразил доктор. - Высказываться о предках человека занятие, по моему мнению, рискованное, а может быть, и просто бесполезное. И все же - как, вероятно, поразительно зверообразен был облик этого человека! Ничего подобного я никогда не видел и не предполагал, что увижу. Признайся, Карл, насколько я понял тебя больше не устраивает недвусмысленное замечании великого француза Кювье: «Ископаемый человек не существует!» Если уж зашла речь об авторитетах, меня больше привлекают замечания не менее великого француза - Ламарка. Надеюсь, ясно почему? Не совсем, - сухо ответил доктор. Ну как же! Вот вас поразила грубыми чертами черепная крышка... Но ведь грубые черты - это прежде всего особенности, сближающие череп из Фельдгоферского грота с черепом антропоидных обезьян! Посмотрите на эти валики над глазницами - разве нечто подобное не отмечалось зоологами при описании гориллы и шимпанзе?

Вопрос этот, однако, не смутил доктора Куна. Во-первых, я еще не высказал своего понимания и объяснения грубых черт черепа, а во-вторых, если даже они обезьяньи, какое отношение к этому имеет Ламарк и ископаемый человек?

Фульротт начал с увлечением пересказывать Куну идеи великого французского натуралиста, которые тот развивал без малого полвека назад. Ламарк - ярый сторонник неуклонного развития животного мира. Каждый из видов животных - не создание всевышнего, а результат эволюции в течение длительного отрезка времени. Человек не составляет исключения из этого пpaвила: он появился на Земле как итог эволюции какого-то высокоразвитого рода обезьян, которые некогда поя кинули деревья и приспособились к жизни на открытия пространствах. Новые условия с течением времени преобразовали организм обезьян - они стали ходить только на задних конечностях, ногах. Выпрямленное тело высоко подняло голову, давая обширный обзор. Ламарк рассмотрел даже причины, вследствие которых укоротилась и облагородилась морда обезьяны - предка человека: челюсти ее стали употребляться только для жевания и перестали служить орудием защиты и нападения.

Все это, правда, только одна сторона дела. Вторая, не менее важная: параллельно с физической «реконструкцией» происходило преобразование мозга в инструмент невиданной мощи, который поставил человека над остальными животными.

Доктор Кун внимательно выслушал рассказ, но, судя по всему, теория Ламарка не произвела на него впечатления. Все это было бы прекрасно, если бы не представляло чистейшую фантазию, - спокойно возразил он Фульротту. - Четверть века прошло с того времени, как умер великий Кювье, но разве найдены где-либо бесспорные останки ископаемого человека? «Ископаемый человек не существует!» - какая находка может опровергнуть его заявление? А если она лежит на столе? Буду откровенным: твои доводы не убедили меня, что в Фельдгоферском гроте действительно обнаружен пусть даже не далекий, обезьяноподобный предок, а просто ископаемый человек. Почему? Но где доказательства глубокой древности глины, в которой залегали кости этого странного существа, поистине троглодита по облику? - в свою очередь, спросил Кун. Вы превосходный знаток анатомии человека, доктор. Разве сами по себе необычные черты строения скелета не являются доказательством? Ты стремишься подтвердить ископаемый характер находки, исходя из ее

особенностей?! Это порочный круг который заводит в тупик! - Кун пришел наконец себя после всех неожиданностей и треволнений и теперь стремился к реваншу.              -

Обезьяноподобные черты, проглядывающие в строении черепа и бедра - вот, в сущности, вся база твоих построений. Однако мне, хорошо известно, и это подтвердит любой элементарный курс патологии, как порой жестоко калечит природа свои создания, делая их жалкими и трудноузнаваемыми. Кто знает, почему столь необычен череп, найденный в гроте? Остальные-то кости скелета выглядят нормальными. Что, если какая-то неведомая болезнь искалечила беднягу? Неужели тебе не приходило в голову такое простое объяснение? Конечно, если бы удалось найти несколько таких черепов в разных местах Европы, тогда следовало задуматься, но, пока находка уникальна, нет смысла ломать над ней голову. Что касается гипотезы Ламарка, это, увы, увлекательная сказка, но не более, ибо нет в руках анатомов достаточного количества фактов, которые подтвердили бы ее жизненность и справедливость... />

Прошло несколько дней, и территорию каменоломни в Неандертале посетил какой-то, по-видимому, важный господин. Бесспорно важный, поскольку его сопровождали Беккерсгоф и Пипер, которые оказывали ему всевозможные знаки внимания. Сначала рабочие подумали, что в долину Неандерталя явился новый хозяин, и заволновались. К компаньонам привыкли, а как-то поведет себя с ними этот сдержанный, замкнутый и даже, судя по некоторым признакам, суровый человек?

Однако тревога оказалась напрасной. Посетителя меньше всего волновали качества камня и условия его добычи. Он хотел знать:              не встретились ли рабочим,

освобождавшим от глины Фельдгоферский грот, другие кости: как располагались «кости медведя» - в одном месте или, напротив, по всей территории грота; на какой глубине лежали они и где находился череп; не думают ли рабочие, что кости занесла в грот вода по щели, связывающей его с верхним плато?..

Господин даже забрался наверх и осмотрел грот с теми, кто раскопал его. На месте он снова уточнял, очевидно, очень важные для него детали расположения «костей медведя». А в заключение попытался подняться по трещине вверх от камеры грота. Странный гость уехал под вечер, причем нельзя было понять, доволен он результатами расспросов и осмотром грота Фельдгофер или нет.

Долину Неандерталь посетил в тот день Иоганн Карл Фульротт. Чтобы не подрывать авторитета Беккерсгофа, а главным образом потому, что ему не хотелось поднимать ненужного ажиотажа и кривотолков профессор расспрашивал рабочих об останках медведя, и выяснилось, что кости найдены недалеко от входа на глубине всего полуметра, в то время как общая мощность глинистого заполнения не превышала полутора метров. Они лежали на одной глубине и сравнительно ограниченном пространстве. По-видимому, скелет, перекрытый глиной, намытой водой, сохранил первоначальное положение, в котором умерший оказался в момент гибели или погребения. Ближе всего к выходу из грота находилась черепная крышка. Вероятно, тело умершего лежало вдоль камеры грота, а не поперек нее.

Все эти данные представляли большой интерес. Однако поездка разочаровала Фульротта. Продолжение раскопок в Фельдгоферском гроте невозможно, поскольку глинистое заполнение камеры полностью выброшено рабочими за ее пределы. Кроме костей скелета, они ничего не находили. Оббитые камни также, по-видимому не встречались, или на них не обратили внимания при той поспешности, с которой рабочие стремились избавиться от мешавшей им плотной глины. Таким образом надежда определить с помощью костных остатков вымерших животных или примитивных каменных орудий возраст человека с необычайно архаическими особенностями строения черепа, к великому сожалению Фулротта, не оправдалась. Отныне, как это ни печально, единственным доводом в пользу правильности его предположения об открытии в долине Неандерталь предка людей остаются обезьяноподобные черты черепной крышки.

Может быть, другой на месте Фульротта пал духом и стал ждать лучших времен. Во многих местах ведутся раскопки. Поэтому, если он прав, рано или поздно будут обнаружены новые костные останки человека с обезьяноподобными чертами, но в условиях, исключающих скептицизм критиков, которых медом не корми, только дай возможность выискать слабые места в цепи заключений.

Впрочем, разве сами по себе «допотопные орудия» не служат в течение последнего десятилетия объектом издевательских насмешек ученых, которым сам бог велел присмотреться к ним повнимательнее? Хватает Буше де Перту смелости, терпения, настойчивости, самоотверженности, наконец, в неравной борьбе за признание найденных им камней за орудия, оббитые рукой «допотопного человека»! Буше де Перт нашел инструменты древнейших людей, в руки Фульротта счастливый случай «вложил», очевидно, кости их! То и другое поразительно, поскольку в корне противоречит тому, к чему привыкли, о чем говорят, не утруждая себя доказательствами и размышлениями. Тем ожесточеннее, бескомпромисснее, отчаянней должна быть предстоящая борьба! Робким, неуверенным делать в ней нечего.

Как это ни покажется на первый взгляд парадоксальным, но именно неудача поездки в Неандертальскую долину подтолкнула Фульротта на путь тяжелой и напряженной борьбы. Отныне он выбрал его бесповоротно.

После осмотра грота Фельдгофер «предварительная» программа была выполнена полностью. Следовало подумать, что предпринять далее. Очевидно, прежде чем он рискнет объявить об открытии официально на каком-либо из представительных собраний ученых, компетентных высказать суждение по вопросу происхождения человека, или на страницах специального журнала, следует заручиться поддержкой или, на крайний случай, просто выслушать советы анатома, пользующегося достаточным авторитетом в научном мире.

Кун - хороший врач, не более. Анатомию человека он представляет не далее чем требуется для лечения и определения болезней. Помочь Фульротту в решении задачи, которую тот взвалил на себя, Кун просто не з состоянии. Ему недостает для этого знаний, кругозора, нетрадиционности мышления, понимания новых тенденций в зоологии и антропологии.

Впрочем, Карл Фульротт, отправляясь августовским утром 1856 года в дом доктора Куна, не обольщался. Ему, по правде говоря, нужно было не столько подтверждение принадлежности костей человеку, а не медведю (на это ему, естественно, знаний доставало), сколько не терпелось посмотреть, какое впечатление произведет находка в гроте Фельдгофер даже на незаурядного врача. Теперь следовало сделать куда более серьезный и решительный шаг, показав кости человека из долины Неандерталь кому-то из видных анатомов, к кому из пользующихся известностью и влиянием ученых следует обратиться? Колебания Карла Фульротта недолги, да и кандидатур не столь уж много: он решает отправиться в Бонн и показать находку местному в Южной Германии специалисту по анатомии и истории, профессору университета Герману Шафгаузену.

Волновался Фульротт необычайно, как студент гимназии на экзамене, что, впрочем, можно понять, поскольку идеи его впервые предстали перед серьезно проверкой крупного специалиста. Минутам, которые потребовались Шафгаузену для изучения главной привезенных в Бонн частей скелета - черепной крышки, кажется, не было конца. Однако все завершилось к удивлению Фульротта, как нельзя лучше: после нети ропливого осмотра, а также тщательного определена показателей, которые удавалось вычислить на основе замеров специальными инструментами нужных пара метров черепной крышки, Герман Шафгаузен поздравил преподавателя из провинциального Эльберфельда с необычайно интересным открытием.

Нет никакого сомнения, что человек, останки которого посчастливилось найти в Неандертале, является представителем людей непривычной для него, анатом примитивности, архаичности и грубости. Чего стоят эти ужасные, поистине обезьяньи, гребни над глазницами. А как удивительно низок лоб этого существа, словно удар чудовищной силы смял лобные кости и сплюснул их. Но удара не было, так как невозможно намеренно деформацией достигнуть столь потрясающей конфигурации черепной крышки. Как ни воздействуй на податливые кости черепа, вряд ли удастся «вырастить» костяные гребни надбровий и столь массивный затылочный валик, сплюснуть затылочную часть, сделать черепную крышку низкой и длинной.

Человек с черепом большим, как у современна людей, но с особенностями строения, невольно заставляющими вспомнить крупных антропоидных обезьян, бесспорно, обладал огромной силой животного, которая была тем более устрашающей и неудержимой, что она направлялась мозгом таким же крупным, как у Ноmo sapiens. Если даже он не столь совершенен, этот моя прикрытый очень массивной черепной крышкой, все равно существо, обладающее им, несомненно, мыслило, а значит, было, в конце концов, могущественнее любого самого сильного хищника, соперника в борьбе за добычу. />Борьба за жизнь в те далекие времена отличалась, очевидно, особой жестокостью. Герман Шафгаузен обратил внимание Фульротта на вмятины, отчетливо прослеживающиеся на поверхности черепной крышки. Это следы ударов. Человек не умер от них, поскольку налицо признаки прижизненного заживления ран.

Подводя итоги своим впечатлениям, Шафгаузен сказал, что по примитивности кости человека из Неандерталя не имеют себе равных среди всего известного ему материала, связанного с первобытным человеком. Карл Фульротт привез на «экспертизу» в Бонн не что иное, как бренные останки древнейшего жителя Земли. Человек этот жил, по крайней мере, в конце того периода, когда значительная часть севера Европейского континента была покрыта мощными ледяными полями. Как жаль, что именно о геологическом времени существования троглодита из Неандерталя нельзя сказать что- либо определенное!

Однако это печальное обстоятельство не должно препятствовать по возможности быстрому информированию анатомов и особенно антропологов об открытии необычайно интересном и примечательном. Ведь оно, в сущности, дало первые факты, ставящие наконец проблему происхождения человека на прочную базу точных наблюдений и позволяющие отказаться от чисто логических построений и фантастических выдумок. Прежде всего надо написать небольшую информационного плана статью. Это может сделать он, Герман Шафгаузен, если только разрешит главный виновник открытия. Еще полезнее объявить об открытии на одном из предстоящих съездов естествоиспытателей и продемонстрировать кости, чтобы каждый мог убедиться как в исключительном значении, так и в справедливости выводов, которые следуют из анатомического анализа их.

Фульротт согласился с предложениями Шафгаузена вернулся в Эльберфельд окрыленным и воодушевленный. Еще бы, первое обращение к специалисту - и победа.

Кажущаяся легкость достижения цели, однако, часто мстит тяжелыми поражениями, которые представляются оттого особенно горькими, несправедливыми и труднопереносимыми. Иоганн Карл Фульротт, успокоенный успехом, кажется, начисто забыл о трагедии Буле де Перта. Случай не заставил себя долго ждать...

Весной 1857 года в Эльберфельд пришло письмо с приглашением принять участие в заседании научной сессии Нижнерейнского общества естественных и медицинских наук. Сомнений не было - Герман Шафгаузен помнил об их беседе, и теперь, когда в Бонне собирались наиболее видные ученые Южной Германии, представлялся удобный случай объявить об открытии в Неандертале. Это позволит, во-первых, придать делу широкую огласку, как оно того заслуживает, а во-вторых, воочию увидеть реакцию большого круга ученых на выводы, которые напрашиваются из анализа особенностей скелета троглодита, извлеченного из грота Фельдгофер. Черепную крышку надо везти в Бонн и продемонстрировать во время доклада, чтобы неожиданные и, кажется, малоправдоподобные заключения наглядно подкреплялись находкой.

Вскоре Фульротт выехал в Бонн. Здесь выяснилось, что его доклад должен сопровождаться содокладом Шафгаузена; это порадовало гостя из Эльберфельда и несколько уменьшило его волнения.

Среди десятков, а иногда и сотен сообщений, которые обычно делаются на съездах ученых разных специальностей, вроде очередной сессии Нижнерейнского общества естественных и медицинских наук, не часто; бывают выступления, которые становятся событием, приковывающим внимание большинства участников и вызывающим повышенный интерес. Таким событием, как и ожидалось, стал доклад профессора естественных наук и философии Иоганна Карла Фульротта. Что, впрочем, не удивительно, поскольку это было первое в истории науки выступление, в котором с фактами в руках ставилась, может быть, самая сложная, загадочная и волнующая из проблем, связанных с появлением на Земле того существа, которое человек может назвать великим словом «предок». Не удивительно, что на доклад явились все без исключения участники сессии. Может быть, Герман Шафгаузеи заинтриговал многих, упомянув в личных беседах об открытии костей троглодита в гроте на берегу реки Дюссель?

Сначала все шло как нельзя лучше. Фульротт подробно изложил обстоятельства, сопутствовавшие находке в Неандертале, описал условия залегания костей в глинистых отложениях грота Фельдгофер, остановился на характеристике архаических особенностей скелета уделив особое внимание черепной крышке. В конце доклада он показал находку и объявил о ледниковом возрасте человека, которого, исходя из анатомических деталей строения, следует считать представителем древнейшего населения Европы. Шафгаузен, выступивший вслед за Фульроттом, поддержал его в главных выводах - да, это существо еще не потеряло обезьяноподобные черты, что позволяет рассматривать его как одного из древнейших людей.

Но, как выяснилось через некоторое время, Шафгаузен остался первым и последним сторонником докладчика. Это не значило, однако, что все, кто принял участие в обсуждении, высказали сомнения по каждому из утверждений Фульротта. Напротив, со многими заключениями его с легкостью и без колебаний соглашались. Однако что значило это единение во взглядах, когда каждое выступление заканчивалось на удивление одинаково: «Поскольку нет доказательств ледникового возраста слоя глины, в которой залегали кости человека, нет оснований относить время его существования к древним эпохам. Может статься, что жил он совсем недавно, и в таком случае необычные особенности структуры скелета следует объяснять другими причинами. Вот над чем стоит подумать!..»

Какие факты могли противопоставить скептикам Фульротт и Шафгаузен? Никаких, кроме все тех же чисто анатомических признаков, которые, может быть, действительно следовало оценивать как-то иначе. Снова мучительное и неприятное состояние, словно находишься в заколдованном круге. Из него нет выхода. Вернее, известно, где выход, но как к нему добраться? Может быть, ждать, пока не появятся новые факты, доказывающие твою правоту? Ведь должны же они появиться рано или поздно, ибо в правоте своих выводов Карл Фульротт убежден беззаветно.

Деятельная натура ученого не может ждать, пока дело образуется само собой. Он должен бороться по мере сил и возможностей, несмотря ни на что. А это «что» не только инертность, пассивность и традиционность взглядов официальной науки, его коллег, но и такая страшная в своей мощи и беспощадности сила, как католическая церковь. Она, как никто, нетерпима и непримирима, если устанавливает, что в 'стаде господнем' вызревает ересь. Может ли быть ересь ужаснее, чем продолжать упрямо настаивать на том, что само это стадо составляли в допотопные времена не существа, созданные по образу и подобию божьему, а какие-то наполовину обезьяны, наполовину люди? Да что там обезьяноподобный человек, если род людской, согласно его, Фульротта, утверждениям, возник не 4004 года назад, как точно подсчитали служители культа на основании книг, созданных вдохновением господа, а несравненно раньше!

Приходится учитывать и это обстоятельство, не относящееся к существу дела. Да и не просто учитывать, а по-настоящему задумываться - хватит ли сил веста борьбу на два фронта?

Фульротт решается. Первым делом он отправляет в научный журнал текст своего выступления на сессия Нижнерейнского общества естественных и медицинских наук: «Остатки человека из грота Фельзен (так называл его Фульротт. - В. Л.) долины Дюссель. Заметка к вопросу о существовании ископаемого человека». Редакция раздумывает почти два года и все же печатает доклад. Но сопровождает его примечательным комментарием, смысл которого сводится к тому, что журнал не несет ответственности за содержание публикации, а тем более за выводы ученого. После такого «представления» статьи у читателя вообще могло создаться впечатление, что она напечатана как некий наукообразный курьез.

Как бы то ни было, выход в свет в 1859 году статья об открытии в Фельдгоферском гроте составил Карл Фульротту более широкую аудиторию. О находке останков обезьяноподобного человека заговорили не толька в Германии, но также в Бельгии, Франции, Англии Особое внимание обратил на нее один из британских друзей Чарлза Дарвина, английский геолог Чарлз Лашель, одержимый идеей доказательства глубокого с генеалогической точки зрения возраста человека.

В год публикации сообщения Фульротта Лайель вместе со своими коллегами геологами и археологами, своеобразной комиссией, дотошной, но объективной, посетили истерзанного неудачами и непризнанием Буше де Перта. Осмотр каменных орудий показал искусственный характер их обработки. Изучение напластоваваний глин и песков, в которых на большой глубине вместе с костями вымерших слонов и носорогов залегали оббитые камни, подтвердило их значительную древность, составляющую не тысячи, а десятки или, быть может, даже сотни тысяч лет.

Буше де Перту удалось найти многое, но единственным, что не попалось в его руки, поразительно легкие на открытия, были костные останки человека, который создавал из кремня примитивные топоровидные орудия так называемые рубила, ножи и скребла.

Когда Лайель прочитал статью Фульротта, то понял, что троглодит из грота Фельдгофер, возможно, и есть то самое загадочное существо - «допотопный предок». Ему как геологу сразу бросилось в глаза слабое место гипотезы эльберфельдского профессора - отсутствия доказательств возраста глинистых отложений, в которых покоились костные останки человека.

Решение созрело мгновенно: надо ехать в Германию, посетить Эльберфельд и вместе с Фульроттом осмотреть место находки. В 1860 году Чарлз Лайель прибыл в Неандерталь и внимательно изучил окрестности Фельдгоферского грота. От той поездки сохранился рисунок-скетч, позволяющий представить в разрезе известняковую скалу, которая круто поднимается над рекой Дюссель, сравнительно обширную пещерную камеру, пласт песчанистой глины, как одеялом покрывающий плоскую вершину с редкими деревьями. Изучение грота не позволило Лайелю установить возраст отложений, заполнявших камеру, что, впрочем, не помешало ему поддержать точку зрения Фульротта.

Правда, он колебался и поэтому был непоследователен. Порой ему казалось, что зверообразный человека из Неандерталя жил сравнительно поздно и поэтому необычные с точки зрения анатомов особенности его черепа и конечностей следует объяснять нарушениями в развитии индивида.

Кроме того, как это ни покажется странным, его смущало, что в связи с открытием в Неандертале усилились позиции тех, кто отстаивал теорию обезьяньего предка человека. Выдающийся ученый, который так много сделал для подтверждения идеи существования ископаемого человека, имел труднообъяснимую слабость:              питал

«непреодолимое чувство отвращения» к мысли о возможном родстве человека и обезьяны!

И все же, несмотря на это отступление, в высказываниях Чарлза Лайеля преобладали утверждения, подчеркивающие выдающееся значение находки, раскрвывающей процесс становления человека, высокая честь и мужество понять которую принадлежит Карлу Фульротту.

Профессор гимназии был горд, что его открытие при влекло внимание выдающегося геолога Европы. Хотя здесь бы разумеется, большей четкости в суждениях, но разве виноват Лайель, что в гроте не посчастливилось найти ни одной косточки вымерших животных? Неужто это препятствие так и останется непреодолимым как проклятие? Фульротт и Лайель встретились еще раз в 1868 году. Но, как ни приятна была эта встреча, при всем желании кости человека из Неандерталя, которые хранились в доме Фульротта, не могли сказать больше того, что удалось узнать от них ранее.

Чарлз Лайель не единственный из английских ученых, кто вдохновлял Карла Фульротта и поддерживал в нем уверенность в правоте своего дела. Анатомы Англии с большим интересом встретили сообщение о находке костей и воздали должное их первому исследователю. Возможно, немалую роль в таком благосклонном отношении сыграл Лайель, пользовавшийся большим авторитетом.

Наибольший интерес вызвала позиция, занятая выдающимся анатомом Генри Гексли, соратником Чарлза Дарвина. Познакомившись с характеристикой костных останков человека из грота Фельдгофер, Гексли был поражен их необычайно примитивными особенностями. И объяснил столь загадочный с точки зрения принятых представлений факт тем, что люди, обладающие столь отчетливо выраженными звериными чертами, относятся к древней ступени развития человечества, представители которой не сохранились на Земле. Даже аборигенов Австралии, с точки зрения Гексли, наиболее примитивный в физическом смысле тип «человека разумного», невозможно сравнить с троглодитом из Неандерталя, настолько он звероподобен!

Утверждение это не столь заурядно, как может показаться с первого взгляда. Достаточно сказать что сам Чарлз Дарвин, лидер эволюционистов ограничился скупым указанием на факт открытия в Фельдгоферском гроте. Сдержанность Дарвина тем более примечательна, что именно его перу принадлежит великое творение - книга, озаглавленная: 'Происхождение человека и половой отбор'.

Альфред Уоллес, известный эволюционист, мимоходом высказал весьма характерное суждение о человеке из Неандерталя: 'Дикарь!' Он же выразил уверенность, что ничего подобного больше никогда не найдут - настолько курьезен и уродлив неандертальский троглодит. Однако помощник Чарлза Лайеля, ирландский антрополог Вильям Кинг, придерживался прямо противоположной точки зрения: считая человека из Неандерталя представителем особого типа людей, по-видимому достаточно широко распространенных в свое время в Европе, он осмелился выделить это существо в особый вид. В отличие от Homo sapiens, человека разумного, он назвал его Homo neanderthalensis - человек неандертальский. Скромному ректору латинской школы Дюссельдорфа Иоахиму Нойманну-Неандеру снова повезло: его звучный псевдоним стал составной частью имени самого древнего из предков человека!

Однако слова одобрения, как бы ни были они весомы и значительны, не заглушали реплик неодобрения и насмешек, пристрастных суждений, двусмысленных шуток, сомнительных острот, категоричных в своей непримиримости и ярости суждений. И вот ведь что удивительно: полезной и имеющей отношение к делу информации в них мало, доводы до смешного наивны, а рой вызывающе небрежны, дискуссия, если ее можно назвать таковой, часто низводится до уровня затрапезного балагана, но тем не менее все это вместе взятой производит, как ни странно, впечатление на нейтральный ученый мир.

Прежде всего никто из оппонентов не хотел поверить в главное: в гроте Фельдгофер удалось найти остатки существа, резко отличного во многих деталях от Homo sapiens. Им казалось, что нечто подобное может встретить если не у современного человека, то у того, кто жил на севере Европы десяток-другой веков назад.

Чтобы нагляднее представить характер возражений оппонентов и одновременно установить, насколько крепкие нервы следовало иметь Карлу Фульротту, достаточно привести классические образцы ученого творчества противников неандертальского человека.

Париж. Аудитория Антропологического общества. На трибуне французский антрополог Прюнер-Бей: ... Я подвожу итоги своих размышлений: у меня нет никаких сомнений, господа, что в долине Неандерталь обнаружены костные останки древнего кельта. Конечно, черепная крышка, описанная профессором Фульроттом, достаточно странная, но он не учел одного обстоятельства - ему посчастливилось найти скелет не нормального кельта, а идиота от рождения. Совершенно очевидно, что нарушения физические и психические нашли яркое отражение в особенностях строения большинства костей, выкопанных из глины, и более всего в строении черепа и костей конечности. Обратите внимание на значительную кривизну бедра, господа: она означает, что кельт ходил, сутулясь и сильно согнув ноги в коленях! Таков мой итог мучительных раздумий над «курьезом природы» из грота Фельдгофер...

Геттинген. Перед коллегами выступает анатом Рудольф Вагнер: ...Позволю себе не согласиться с высказанным до меня заключением. По моему мнению, антропологические особенности строения черепной крышки, а также других частей скелета дают возможность утверждать, что в Неандертале найдены останки пожилого эмигранта из Голландии...

Бонн. Своими мыслями о находке делится земляк Иоганна Карла Фульротта анатом Август Франц Мейер: ...Мне кажется, разгадка тайны грота Фельдгофер до смешного проста. Приходится только удивляться, как раньше не могли додуматься до столь тривиальной истины. Для меня очевидно, что никакого неандертальского человека нет, поскольку я могу точно сказать, когда умер тот, кого нашли в гроте, - ровно полвека назад, в 1814 году. Сейчас разъясню, господа, немного терпения! В особенностях строения черепной крышки отчетливо проглядывают монголоидные черты Если добавить необычайно изогнутое бедро, все станет на свое место: это погребение монголоидного казака! Как он мог оказаться на берегах реки Дрюссель, спросите вы? Те, кто внимательно слушал меня, надеюсь, уже догадались: именно тогда по долине Рейна проходила армия русского генерала Чернышева. Старики помнят, какие ожесточенные сражения происходили здесь с авангардом войск Наполеона Бонапарта, они привели к большим потерям с обеих сторон.

Порой мне представляется, что я воочию вижу, как тяжело раненный казак в поисках пристанища заползает в Фельдгоферский грот. Он смертельно ранен и потому вскоре в страшных мучениях умирает. 50 лет вполне достаточно, чтобы труп занесло глиной. Какой же это неандерталец? Это без вести пропавший солдат-казак... Вот почему черепная крышка имеет монголоидные особенности. Что касается бедра, то его необычайная изогнутость объясняется просто: это бедро человека, редко слезающего с лошади! Остается последний вопрос: каков возраст первобытного человека? По моему мнению, несерьезно говорить о допотопной эпохе. 8000 лет - таков крайний, с разного рода возможными допусками, предел времени его существования...

Очевидно, что в подобного рода высказываниях наука начала смыкаться с фольклором. Одновременно предпринимаются более серьезные попытки объяснить особенности структуры черепной крышки и костей конечностей неандертальца. Обращается, в частности, внимание на разного рода патологические изменения и всевозможные отклонения от нормального развития в процессе роста и старения организма.

р ...Камнем преткновения при анализе структуры черепной крышки из Неандерталя служат надбровные валики над глазницами и массивный гребень в ее затылочной части. Есть ли возможность объяснить подобное явление, не обращаясь к сомнительной гипотезе о ледниковом предке современного человека? Да, есть! Представьте себе, что швы, скрепляющие отдельные составные части черепа, по какой-то не совсем пока ясной причине срослись значительно раньше положенного времени. Это обстоятельство приведет к тому, что костное вещество взбугрится в нижней части лобной кости и в районе затылка. Неудивительна поэтому странная уплощенность лба, небольшая высота черепа и, напротив, слишком значительная его длина и ширина...

В этом же направлении работала мысль крупного немецкого врача и патологоанатома Рудольфа Вирхова. Его слово, учитывая огромный авторитет ученого в кругах специалистов, изучавших человека, могло направить дискуссию по более плодотворному пути. Однако Вирхов не верил в существование обезьяноподобного предка, изменившегося с течением времени до неузнаваемости. Тонкий и проницательный врач, интуиция и чутье которого легендарны, смотрел на необычные кости сквозь очки своей любимой патологоанатомии.

Берлин: Международный съезд антропологов. На трибуне Рудольф Вирхов: ...Нам, не уставая, указывают на убегающий назад лоб и слишком большую длину черепной крышки. Но человек с подобными особенностями может родиться вне зависимости от каких-то мистических законов эволюции! Непривычно изогнутые бедро и тазовые кости? Такой странный вопрос могут задавать только люди, никогда в жизни не слыхавшие о том, какие превращения случаются с костями, когда они подвержены в течение длительного времени рахиту. К тому же только слепец может не заметить на них совершенно очевидные следы старческой подагры!..

Рудольф Вирхов, как на врачебных приемах, смело и решительно ставя диагноз болезней на основании сведений о костях, чего в свое время не решился сделать провинциальный врач Кун, метил гораздо дальше, подвергал сомнению гораздо больше, чем оценку значения скелета из грота Фельдгофер. После знаменитого диагноза, вызвавшего торжество противников Карла Фульротта, Вирхов на десятилетия вперед определил свое отношение к идее происхождения человека от обезьяноподобного животного: «Этого не может быть!»

С трибуны продолжали сыпаться вопросы, на которые сразу же давались категоричные, не допускающий возражений ответы: ...Человек эпохи ледников? Но ведь никто никогда не находил его останков, а следы его культуры сомнительны! Древний человек примитивнее современного? Абсурд, ибо в таком случае необъяснимо, как он мог выдержать жестокую, не на жизнь, а на смерти борьбу за существование. Это не означает, господа, что я вообще не признаю существования первобытного человека, шагавшего по планете тысячелетия назад. Боже упаси! Если есть неоспоримые факты, почему не признать их? Вот, например, люди каменного века, построившие некогда на озерах Швейцарии дома на сваях. Десятки веков отделяют их от нас, но черепа озерных жителей едва ли отличимы от современных. Нет, пусты что угодно выдумывают фантазеры, но я убежден непоколебимо в следующем: тело человеческое всегда было таким, каким мы привыкли видеть его, в жилах его всегда текла алая кровь господина природы!..

Что мог противопоставить Карл Фульротт всесокрушающей атаке авторитетов и знатоков, поучающих, указывающих, разъясняющих?.. Ничего нового, кроме вся тех же удивительных признаков черепной крышки, бедра и таза да уверенности в справедливости собственных суждений. Но последнее не довод в спорах, а пей вое уникально и потому порождает невообразимую разноголосицу мнений. Поэтому, в который раз разъясняя суть своих взглядов, он терпеливо ждет, как чуда, появления новых фактов. А пока объектом исследования продолжают оставаться черепная крышка и другие остатки скелета неандертальского человека.

Выходит в свет вторая работа профессора Фульротта, названная значительно определеннее, чем прежняя «Ископаемый человек из Неандерталя». Заголовок говорит сам за себя. Иоганн Карл Фульротт ни на йоту не отходит от высказанных ранее взглядов на значение находки в гроте Фельдгофер.

Тем временем появляются сведения об открытиях, которые возрождают веру в торжество справедливости идей Фульротта. Во Франции маркиз Вибрэ во время раскопок пещеры Фей, расположенной в департаменте Ионны около местечка Арен Сюр-Кюр, знаменитого многочисленными гротами, обнаружил в самой нижней части рыхлых толщ заполнения обломок странной нижней челюсти, а также зуб и первый шейный позвонок. Челюсть слишком массивная и тяжелая, чтобы не обратить на нее внимание.

Может быть, как раз такая сопровождала череп из Неандерталя? К тому же древность ее вне сомнения: в том же слое, помимо чрезвычайно примитивных каменных орудий, находились кости вымерших животных ледниковой эпохи - пещерного медведя, пещерной гиены, шерстистого носорога и мамонта! Может ли новая находка защитить Карла Фульротта? Как бы не так! Во-первых, далеко не все осведомлены о ней, а во- вторых, как доказать, что именно такого типа челюсть была у человека из грота Фельдгофер?

Надежда, не успев разгореться, погасла.

Но нельзя ли все же провести дополнительные раскопки в Неандертале, чтобы доказать возможность древнего возраста глинистых отложений грота? Трудно сказать, имел ли Фульротт отношение к развернувшимся в 1864 году в окрестностях Неандерталя исследованиям, но руководителю их Гансу Дехену посчастливилось обнаружить на берегу реки Дюссель в слоях, датированных ледниковым временем, останки тех же видов животных, которые извлек из пещеры Фей маркиз Вибрэ и кроме того, кости лошади.

Если бы все это залегало в глине грота Фельдгофер!

1864 год мог стать переломным в отношении антропологов к неандертальскому человеку: английский геолог Георг Баск объявил участникам конгресса в Норвиче об открытии в Гибралтаре черепа, обладающего знакомыми особенностями, в том числе массивныи надглазничными валиками. Находка эта была сделана 16 лет назад, 3 марта 1848 года, и честь открытия черепа принадлежит не Баску, а лейтенанту королевской армии Флинту. Это он руководил взрывными работами на северном склоне горы у карьера Форбес, где военное начальство решило поставить очередную артиллерийскую батарею, призванную увеличить огневую мощь скалы, запирающей проход в Средиземное море.

После одного из взрывов в каменной стене внезапно появился вход в пещеру, скрытый от глаз человека обвалами. Когда рабочие начали выбрасывать глинисто заполнение пещеры, к склону горы для инспекции ход работ направился Флинт. Он подоспел как нельзя вовремя - из отверстия в скале вместе с комьями земли покатился череп. Нижняя челюсть и левая часть черепной крышки отсутствовали. Сильно покатый лоб, нависшие над глазницами костяные гребни, массивные и грубые кости лица и зубы черепа настолько удивили лейтенанта, что он, направляясь к казармам, захватил его с собой.

Флинт не Беккерсгоф, он сам интересовался разного рода древностями и редкостями. Недаром в крепости Гибралтар он занимал пост секретаря научного общества. Так что, пожалуй, если бы даже череп не отличался звероподобными деталями, лейтенант поднял бы его и присоединил к коллекциям общества. Однако, с другой стороны, совершенно очевидно, что Флинт не Иоганн Карл Фульротт. Сообщение о находке на очередном заседании любителей науки не произвело впечатления сенсации: череп как череп, мало ли их находят в земле?

Присутствуй в зале ученый вроде Германа Шафгазена, кто знает, как дальше обернулось дело. Но пока Флинт, не подозревая, какую ценность дала ему в руки судьба, равнодушно и довольно небрежно запаковал череп и уложил его в один из ящиков, где хранились коллекции Гибралтарского научного общества. Так и пpолежал череп в хранилище местного музея 14 лет, пока в Гибралтар не пожаловал геолог Георг Баск, который увлеченно занимался поисками костных останков вотных ледникового периода. Помимо полевых работ в районе знаменитой скалы, он внимательно проработал коллекции хранилища музея и в 1862 году отправил в Англию наиболее ценные экспонаты, в том числе череп человека.

В докладе, прочитанном в 1864 году на конгрессе Британской ассоциации наук, состоявшемся в Норвиче, Баск заявил, что гибралтарский череп принадлежал человеку неизвестной расы. Судя по всему, он близок неандертальцу из грота Фельдгофер и поэтому позволяя полнее представить особенности строения черепа троглодита, поскольку сохранились лицевая часть, затылок и база. Объем мозга составляет 12001296 кубических сантиметров.

Выводы Георга Баска не показались участникам конгресса убедительными. Во всяком случае, он, так же как Иоганн Карл Фульротт, не мог сказать ничего определенного о том, какой эпохой следует датировать находку в карьере Форбес. Правда, Баск собрал в районе Гибралтарской скалы кости вымерших животных ледниковой эпохи и высказал предположение, что это позволяет определить возраст черепа. Однако геолог отдавал себе отчет в слабости подобной позиции: ведь кости вымерших животных найдены вне пещеры, а лейтенант Флинт не заметил, а вероятнее всего, просто не подумал собрать кости животных, которые, возможно, сопровождали череп. Только они могли дать ответ на вопрос: действительно ли в ледниковое время жил гибралтарский человек?

Туман скептицизма не рассеивался. Хотя, судя по всему, наступило новое время, и заявления вроде того, что с легкостью необычайной позволил себе сделать Август Франц Мейер, стали теперь рискованными. Во всяком случае, армия генерала Чернышева не высаживалась у скалы Гибралтар, и раненый казак не мог заползти в пещеру, где теперь располагался карьер Форбес!

Между тем доклад Баска привлек внимание анатомов. Когда он в 1868 году подарил череп из Гибралтара Королевскому колледжу хирургов, его изучением занялся сначала Хоп Фальконер, а затем - с особым пристрастием и вниманием замечательный французский антрополог Поль Брока. Стало ясно, что находка заслуживает внимания. Так, Фальконер пришел к заключению о принадлежности черепа представителю вымершей расы и предложил выделить еще один, помимо неандертальского, вид человека, назвав его Человек гибралтарский.

Итак, к началу 70-х годов предполагаемых предков Homo sapiens встали сразу два претендента на это почетное звание - неандерталец и гибралтарец, причем не исключалась возможность, если Георг Баск прав, что оба они являлись представителями одной разновидности древнейших людей, которую по праву первооткрывателя Карла Фульротта следовало назвать неандертальцами.

Пока медленно разворачивались события, связанные со спорами вокруг гибралтарского черепа, подоспели новые открытия. В 1866 году знаменитый бельгийский геолог Дюпон начал раскопки пещеры Троу-де-ла-Нолетт, которая располагается на левом берегу реки Лайзи около города Динанта. В не нарушенных подземными перемещениями слоях пещеры, где часто встречались примитивные каменные орудия и кости давно вымерший животных, ему посчастливилось обнаружить клык, локтевую кость и большой обломок нижней челюсти человека. Последняя возбудила не меньше волнения, страстей и противоречивых откликов, чем открытие черепа в гроте Фельдгофер.

Анатомические особенности челюсти буквально потрясли антропологов. Она была не только непривычно больших размеров, массивной, но также обладала и обыкновенно грубым рельефом. С такой челюстью можно перемалывать не просто грубую пищу, а, пожалуй, кости. Может быть, их раздробили зубы жившего некогда в пещере человекообразного существа?

Вряд ли следовало удивляться подобным предположениям: альвеолы, гнезда для зубов, особенно коренных, отличались необычайно огромными размерам Можно представить, какие непривычно большие зубы удерживала челюсть!

Однако ничто не возбудило столько волнений, как область подбородка. Вначале специалисты отказывались верить своим глазам: подбородочного выступа, заметного у каждого человека по слегка выдвинутой вперед нижней части лица, у челюсти из пещеры Tpоу-де-ла-Нолетт не было!

До сих пор подобное наблюдалось только у антропоидных обезьян. Невероятно! Неужто обезьяна изготовляла орудия и жила в пещере на берегу Лэйзи?

Об этом не могло быть и речи. Во-первых, клык локтевая кость принадлежали скелету человека. Во-вторых, обезьяна, теплолюбивое животное, не могла существовать в сообществе гигантов ледниковой эпохи! И наконец, в-третьих, сама по себе челюсть, несмотря на ее примитивность, все же относилась по типу к человеческой, но не антропоидной. Пещеру, несомненно, занимал человек, однако по сравнению с современным он был так же примитивен, как его каменные орудия по сравнению с машинами века пара и электричества.

В дверь настойчиво стучался предок, которого не желали пускать в священный храм науки. Слишком обезьяноподобным казался он.

Изучением челюсти, найденной Дюпоном, занимается вначале Прюнер-Бей, тот, что заявил в свое время, будто череп из Неандерталя принадлежал старому кельту, да к тому же идиоту. На сей раз, публикуя результаты своих исследований находки из Троу- де-ла-Нолетт, он воздерживается от легкомысленно-иронического тона! Юмор забыт: человеческая челюсть с обезьяньими особенностями найдена в ходе безукоризненно проведенных раскопок, в точно зафиксированном слое, который датируется ледниковой эпохой. То, чего недоставало Карлу Фульротту в гроте Фельдгофер, педантичный Дюпон добыл, раскапывая пещерные напластования Троу-де-ла-Нолетт.

Чтобы возвестить полный триумф Фульротта, Прю-нер-Бею достаточно было сделать вывод, что челюсть из Ла-Нолетт и череп из грота Фельдгофер представляют один тип первобытного человека. Однако Прюнер-Бей определенно не та фигура: над ним продолжают довлеть старые представления.

Счастливое в жизни каждого ученого «озарение» приходит к известному французскому натуралисту Гами, с чрезвычайным старанием и успехом разрабатывающему проблемы «палеонтологии человечества»: черепная крышка из Неандерталя с ее убегающим лбом и массивными надглазничными валиками и челюсть из Троу-де-ла-Нолетт, лишенная подбородочного выступа, представляют собой остатки черепа человека «одной, так сказать, расы», жившей в пещерах Европы в ледниковые времена!

Кажется, подобное заключение, высказанное Гами печатно в 1870 году, устраняло наконец преграды к признанию выдающегося значения открытия, сделанного Фульроттом четырнадцать лет назад. Тем более что во Франции в пещере Гурдан, расположенной на территории департамента Верхняя Гаронна, вместе с обломками лицевых костей, сходных с соответствующими частями гибралтарского черепа, обнаружен фрагмент челюсти, сходной с найденной Дюпоном. Однако груз предубеждений безмерно тяжел, инерция традиционных представлений неодолима, амбиция не желающих признать свою неправоту слишком велика.

Возражения, если отмести в сторону заведомо несерьезные, не отличаются особой новизной. Ни неандертальский, ни гибралтарский черепа невозможно датировать точно, поскольку их не сопровождали останки ископаемых животных. Тот и другой найдены без нижних челюстей, поэтому нет оснований с уверенностью говорить о том, что в Троу-де- ла-Нолетт жил человек неандертальского типа. Следовательно, челюсть из бельгийской пещеры, в заполнении которой она обнаружена вместе с костными останками животных ледниковой эпохи, не может помочь определить древность останков людей из грота Фельдгофер и пещеры карьера Форбес! Во всяком случае, никто из серьезных исследователей, опасаясь прослыть фантазером, не рискнет утверждать, что может заранее предугадать, каким окажется череп у человека, челюсть которого столь обезьяноподобна.

Правильнее поэтому предположить, что черепная коробка человека, вместилище разума, и десятки тысячелетий назад имела такой же вид, какой сейчас. Челюсть, может быть, и была сходной с обезьяньей, но мозг первобытного человека, троглодита и дикаря, вынужденного вести тяжелую борьбу, чтобы выжить, не мог быть иным и, естественно, размещался в той черепной коробке, которую без существенных изменений наследовал Homo sapiens.

Карл Фульротт, постаревший, потерявший былую подвижность и остроту ума, с грустью наблюдает за все более ожесточающейся борьбой, конца которой не видно. Она ведется с переменным успехом, можно даже сказать, что его преемники имеют некоторый перевес. Но как невыносимо медленно это происходит!

Иоганну Фульротту не суждено было дожить до заветного дня. В 1877 году, на семьдесят третьем году жизни, он скончался. До начала триумфа его дела оставалось десять лет. Но он предчувствовал победу, потому что написал однажды слова оптимистические и горькие: «Окончательное решение о существовании ископаемых людей я предоставляю будущему». Как и Буше де Перт, он верил в будущее.