1-14. Лейбниц и Мопертюи. Эволюционная философия

  Эволюционисты никогда не исчезали совсем, но их было мало, и они не печатались. Среди них был великий философ и математик Готфрид Вильгельм Лейбниц (1646-1716) который в молодости сам обшарил горы и рудники Южной Германии и Северной Италии с молотком в руке.
Вечно чем-то увлеченный философ написал книгу «Первичная Земля» (Protogea), проявив завидную эрудицию в вопросе, для него побочном, но не удосужился издать ее. Она пролежала в рукописи полвека, увидев свет
лишь в 1749 году, а первый ее перевод с латыни на современный язык (французский) появился еще через 110 лет, в год выхода «Происхождения видов». Ho отнюдь не устарел: несмотря на всеобщее признание эволюции Земли, общество 300 лет (от Бутео и Палисси до Ламарка и Дарвина) обсуждало один и тот же вопрос - происходила ли на самом деле эволюция живого. Доводы Лейбница в пользу биологической природы ископаемых костей и раковин всё еще были актуальны, но важнее была постановка вопроса: «И не вероятно ли, что в больших изменениях, которым подвергался земной шар, большое число животных было преобразовано?» Он по-прежнему не имел ответа.
Блестящее предисловие Бертрана Сен-Жермена к французскому изданию «Протогеи» служит не только лучшим очерком предыстории палеонтологии, но и укоризненным памятником нашему небрежению к ученым прошлого. Ведь ни современники Дарвина, ни мы с вами, не осведомлены о трудах большинства предшественников нисколько.
Так, часто пишут, что палеонтология родилась 200 лет назад в трудах Жоржа Кювье, а она, оказывается, вдвое старше. В этом есть заслуга и Лейбница, и более ранних авторов, труды которых Кювье использовал, но не назвал [Чайковский, 2000].
В «Протогее» ясно проведена идея древности жизни и изменения облика Земли, констатировано вымирание многих видов морских животных, но ничего более об эволюции организмов не сказано. Примерно в то же время (1690-е годы) Лейбниц в одном из писем заявлял, что «всё во Вселенной так связано, что настоящее таит в себе зародыш будущего» - мысль, которую мы видели еще у Григория Нисского.
Далее Лейбниц сформулировал свой знаменитый «закон непрерывности», который обычно выражают формулой: «Природа не делает скачков». Для организмов это значит, что между несходными видами можно указать цепочку промежуточных и притом слабо различающихся видов.
Тут-то Лейбниц и выразил скупо свое видение эволюции:
«Поскольку, как я думаю, этот закон создает полную непрерывность в плане последовательности, он создает нечто сходное и в плане одновременности».
Вот проблеск идеи, которая позже породила теорию параллелизма между последовательностью ископаемых и разнообразием ныне живущих. О ней речь будет в конце п. 2-9, пока же приведу место, показывающее, что Лейбниц распространял закон непрерывности на виды живого:
'‘Что касается постепенного перехода видов, то... философы высказали ряд соображений о пробелах в ряду форм или видов. В природе все совершается постепенно, в ней нет скачков... Ho для красоты природы, требующей раздельных, отчетливых восприятий, необходимы видимость скачков и, так сказать, музыкальные интервалы в явлениях... На каком-нибудь другом небесном светиле могут быть виды, промежуточные между человеком и животным” {Лейбниц Г.В. Соч., т. 2, М., Мысль, 1983, с. 486-487).

Вот и всё, что есть у него об эволюции. Добавлю: набожный Лейбниц понимал ее как непрерывное творение. Так понимали тогда почти все.
С 1735 года ботаник Карл Линней, вскоре ставший высшим авторитетом в систематике, утверждал, что виды организмов неизменны; однако в поздних работах он перешел на позицию того ограниченного эволюционизма, который тянулся тоненькой ниточкой от Альберта и Роли. В 1774 году Линней писал, что
“Бесконечно Сущий сперва, в продвижении от простого к сложному и от малого к многому, при начале растительной жизни, создал столько растений, сколько есть естественных порядков.
Что Он Сам затем растения этих порядков перемешал путем скрещивания, что появилось столько растений, сколько есть разных отчетливых родов. Что затем Природа эти родовые растения... перемешала между собой и умножила существующие виды, все, какие возможно”.
Это были лишь смутные намеки на идею эволюции, а для утверждения идеи эволюции в умах ученых нужно было другое - новая идеология. И она была в середине XVIII века найдена - в аналогии с химией. Точнее, в понятии химического сродства.
В 1744 году в Париж привезли редкостного уродца - негритёнка с белой кожей, голубыми глазами, рыжими волосами и похожими на лапы животного руками. Среди глазевших на него обывателей (шутивших, естественно, о легкомысленном поведении негритянки) был крупный физик Пьер Луи Mo- пертюи (1698-1759). Он навечно вошел в пантеон математической физики как автор принципа наименьшего действия.
Учёный быстро понял, что перед ним вовсе не помесь негра с белым, а именно уродство, т.е. результат неправильного развития. И написал «Рассуждение о белом негре».
У Мопертюи поставлены вместе три вопроса: почему дитя похоже на обоих родителей, как происходит развитие зародыша и откуда берутся уродства. Он вряд ли знал авторов предыдущего века, писавших про уродства, но, как и все тогда, читал древних авторов. К уверению древних о смешении мужской и женской “семенных жидкостей” Мопертюи добавил следующее: плавающие в этих жидкостях частицы соединяются в зародыш точно так же, как в ходе химической реакции собираются в единое вещество элементы - по законам, аналогичным закону химического сродства. Свойства «частиц», аналогичные этому сродству, он охарактеризовал как «нечто аналогичное желанию, неприязни, памяти».
Замечательно, что свои допущения, для нас чисто произвольные, он полагал выведенными из опытных данных. (Это важно запомнить, ибо через сто лет по сути то же самое сделал Дарвин.) Согласно Мопертюи, опыт заставляет принять три допущения:
«1. Что в семенной жидкости всякого вида животных есть несметное число частиц для формирования, путем комбинаций, животных того же вида. Что в семенной жидкости каждого индивида частицы, годные для образо
вания черт, сходных с его собственными, присутствуют в гораздо большем числе, и к ним он имеет наибольшее сродство, как бы много ни имелось других [частиц] для других черт. Что касается того тела, которое формируется из семени каждого животного вида из частиц, свойственных этому животному, то было бы смелой догадкой думать, что каждая частица предназначена для своих зародышей (germes)» (Mciupertuis P. -L. Oeuvres. Т. 2. Lyon. 1756. р. 120).
Конечно, тут гораздо больше взято не из опыта, а из натурфилософии Античности и Возрождения. Как и многие до него, Мопертюи полагал, что частицы организма одного вида могут служить для сборки организма другого. В виде примера он приводил кишечных паразитов, появление которых толковал как самосборку частиц организма-хозяина.
Объяснение для нас наивно, но оно навело физика на один из самых глубоких вопросов биологии - откуда берется сходство.
Например, почему так похожи земляные черви, личинки насекомых и глисты? Мопертюи склонен был видеть здесь, выражаясь нынешним языком, сходство законов формообразования; примерно так по законам химии и физики растет кристалл (добавлю: при одних условиях углерод кристаллизуется в графит, при других - в алмаз, но не в кристалл вроде соли). Для нас важно, что параллель морфогенеза с химическим сродством явила собой первый намек на принцип активности. 
<< | >>
Источник: Чайковский Ю.В. Наука о развитии жизни. Опыт теории эволюции.. 2006

Еще по теме 1-14. Лейбниц и Мопертюи. Эволюционная философия:

  1. Философия
  2. Тернистые пути к новой философии биологии
  3. Глава 4. ИСТОРИК, ФИЛОСОФ И АДВОКАТ СОВРЕМЕННОГО СИНТЕЗА
  4. История одной философии
  5. Заключение Философия многообразия пробуждает интерес к сельскому хозяйству
  6. А С. Хромов. Кошачья философия. Мудрость жизни: что думают кошки о людях и о себе, 2006
  7. 2-2. Немцы выходят на эволюционную сцену
  8. 2* Идея активности в эволюционных учениях
  9. Популяция — элементарная эволюционная единица
  10. Эволюция эволюционных механизмов
  11. Истоки эволюционной биохимии