Начало охотаренды

С детских лет моё сердце жаждало охоты. Каждый охотник с ружьём и убитая дичь притягивали меня, особенно, когда я с друзьями, идя по дороге в школу, видел, как доставлялась дичь князю Шварценбергу.

В 1960 году я сдал экзамен по охоте. Восхищённый, я сразу вступил в местное общество охотников. Уже в 1963 году я получил разрешение пользоваться угодьями в Койшинге и Винкле площадью в 500 га — для единовластного хозяйствования. Причиной был ущерб, наносимый арендаторам этих земель оленями, объедавшими кору деревьев.

Я должен был за два года выровнять убыток, и стал единственным охотником на всей этой территории. Чтобы достичь успеха, я опросил пострадавших владельцев земли. И то, что я был единственным владельцем таких угодий в сообществе охотников, многих не устраивало, появилась зависть.

Директор лесничества приглашает себя сам на охоту

Летом 1964 года, когда я был короткое время охотником-арендатором, не приглашённым появился директор лесничества Сельскохозяйственной Палаты Зальцбурга.

Этого человека лично я не знал, но имя его мне было знакомо. Он сказал: Привет Бога, г-н Хольцер! Извините, что я на вас так внезапно свалился, но мне сказали, что у вас можно хорошо поохотиться. Не дадите ли разрешение на отстрел одной косули?

Посещение такого высокопоставленного гостя было для меня сюрпризом и честью. Я дал согласие, и мы пошли на охоту. В заключение он у нас переночевал. Чтобы у него было место, мама приготовила ему мою комнату, а я спал на чердаке. На следующий день он подстрелил двухлетнего самца косули, весом 16 кг. Можно я ещё одну дичь возьму с собой? — попросил он.

Я подарил ему ещё одного козла. Он поблагодарил и спросил, что он должен за ночлег и за мясо. Из предосторожности я отказался что-либо брать с него. На прощание он рассказал о приглашениях поохотиться из многих мест Австрии, но отметил, что здесь очень красиво, и он хотел бы снова побывать у нас и поохотиться на оленя.

Приговор Общественного Охотничьего Суда Чести

Примерно через 6 недель я получил письмо из суда Зальцбурга. Меня обвиняли в том, что я пригласил на охоту и разрешил отстрелить косулю человеку, не имеющему охотничьего билета. По параграфу 48 Зальцбургского Охотничьего Закона я был признан виновным, и должен был представить письменную объяснительную в течение 14 дней. Я думал, что это заблуждение, ведь я никого не приглашал поохотиться. С этим письмом я поехал в Тамсвег к руководитель Окружного Лесного Совета, дипломированному инженеру Арно Ваттеку, который одарил меня взглядом и спросил: Вы проверяли, имеет ли директор охотничьи документы при себе?

Я был этому замечанию очень удивлён, ведь для меня было само собой разумеющимся наличие такого документа у директора лесного хозяйства, руководителя отдела в Сельскохозяйственной Палате Зальцбурга, к тому же, он рассказывал, что был приглашён в другие охотугодия, и охотился там. Этой информации мне было достаточно, чтобы не настаивать на проверке его документов. Нужно же иметь доверие к человеку, который занимает такой высокий пост! Мне посоветовали всё это написать в объяснительной, что я и сделал, и полагал, что этим всё и закончится, но вышло по-другому. К моему удивлению, поздней осенью меня вызвали на слушание дела. Я вновь обратился в Окружной Совет, где ещё раз рассказал о своей проблеме, и попросил контакта с директором. В длительном разговоре директор сказал, что это всё смешно, и пообещал предоставить хорошего адвоката из Зальцбурга, чтобы при первом же слушании закрыть это дело. Я поехал к адвокату, он успокоил меня, что ничего не случится, в крайнем случае, получу предупреждение. Но я был с этим не согласен, потому что не считал себя виновным. Он же сказал, что не сможет опротестовать выговор, и мне придётся принять это во внимание. Я был примерным смотрителем угодий и охотником, а этот выговор мог всё мне испортить.

Заседание в Зальцбурге возглавлял председатель министерства финансов Тамсвега.

Полный злости и досады, я после такой несправедливости сжёг всё охотничье обмундирование в костре.

Теперь арендаторами в этих угодьях стали главный врач больницы, директор школы и двое соседей, с которыми я не хотел иметь ничего общего из- за афёр с моим отцом. Я, не откладывая, стал искать законные пути, как вытянуть с них штрафы, показывая, какие убытки нанесли зайцы, косули и олени моей пермакультуре, и начал учить этому других соседей. Очень скоро я уже прекрасно знал весь «Охотничий закон».

Часто меня старались задеть тем, что стреляли поблизости ворон и зайцев или специально проходили с дичью возле моего дома. Тогда я стал стрелять время от времени в воздух, а вскоре обнаружил несколько лежанок, с которых за мной подсматривали. Посланные ко мне жандармы не нашли доказательств моей вины, ведь никто не запрещает стрелять в воздух.

Однажды, когда мы встретились с бургомистром Рамингштайна, моим бывшим учителем, он расспросил меня подробно обо всём, что произошло, и сказал: Да, парень, это настоящее свинство, что они в Охотпалате с тобой сделали! Ты же настоящий охотник!

Мне было очень приятно слышать это от охотника и бургомистра.

Возвращение прав на охоту

По прошествии пяти лет ко мне обратились арендаторы с просьбой перенять охотугодия. Сначала я был не в восторге от их предложения, но заметил существенные изменения в их взглядах. Ко мне подходили именитые персоны с просьбой забыть об этой нехорошей истории. Я последовал их совету и в 1970 году перенял охотугодия, которые остаются за мной и до сегодняшнего дня.

Этот случай научил меня легче переносить несправедливость, видя при встрече с ней, какие рычаги могут быть включены. Наглядно стало понятно, как дороги мне мои спецкультуры, а убытки, нанесённые зверьём кормовым угодьям или зерновым, для богатых чужих охотарендаторов проблемой не являются. При спецкультурах, как моя пермакультура, показать и доказать урон оказалось очень трудоёмким процессом, с непредвиденно высокими расходами на восстановление.

Всё это, конечно, сдерживает каждого чужого, а также богатого охотарен- датора. Что является проблемой некоторых регионов, где только богатые иностранцы арендуют охотугодия.