ПОЛЕТ И ПЕРЕЛЕТЫ ПТИЦ

Различают гребной н парящий полеты птиц. Парение — это полет на почти неподвижных крыльях. Парением птица может подниматься и спускаться; при спуске она часто прибегает к скольжению.

Термин нередко достигает в высоту несколько тысяч метров, диаметр его десятки или сотни метров. Парение кругами объясняется стремлением птиц не выходить за пределы поддерживающих их терминов. При парящем полете на дальность птица кругами поднимается вверх в пределах одного термина» затем планирует (скользит) к другому, вновь поднимается на высоту возможно большую, вновь скользит и т. д. Термики особенно сильны бывают под облаками. Иногда облака образуют целые гряды, и тогда в атмосфере возникает своеобразная воздушная дорога, которой и пользуются парящие птицы. В некоторых местах вследствие особенностей орографии восходящие потоки воздуха отличаются особым постоянством. В них, как правило, проходят четкие пролетные пути аистов, журавлей, дневных хищных птиц. Небольшие термики образуются иа лесных полянах и у опушек леса; ими обычно пользуются при охотничьих облетах своих участков канюки. При движении грозового облака воздушные массы поднимаются со скоростью 7—8, а иногда и 10 м/с. Этим тоже пользуются многие птицы, в частности чайки. Ранним утром терминов почти не бывает, поэтому грифы начинают парить после того, как солнце прогреет землю и возникнут восходящие потоки.

Кроме терминов птицы используют потоки обтекания, возникающие при встрече движущихся масс воздуха с препятствиями.

I

Иногда птицы попадают в нисходящие потоки воздуха,, так называемые «воздушные ямы», что случается чаще с молодыми. Птицы падают иа несколько десятков метров, нередко при этом они оказываются в воде, но обычно успевают выбраться из воздушной ямы энергичным машущим полетом.

Гребной полет ¦—¦ это полет с машущими крыльями. Источником энергии здесь служит мускульная сила птицы, а не энергия движущегося воздуха, как при парящем полете.. Моменты планирования в комбинации с взмахами крыльев используются многими птицами, но никаких особых «полу- скользящего» или «скользяще-гребного» типов полета выделять, как показал Н. А. Гладков (1949), не следует.

В пределах машущего, или гребного, полета можно выделить вибрационный полет (колибри) и волнообразный полет (дятлы), когда взмахи чередуются с паузами, при которых крылья прижаты к телу. Так же летают зяблик и многие другие воробьиные.

Энергия скользящего полета берется из ускорения силы тяжести. Обычно птица прибегает к скользящему полету,.

имея уже определенную поступательную скорость. При этом юна мало теряет и в высоте, и в скорости, так как основной источник энергии заключается не в силе тяжести, а в энергии поступательного движения, развитой предыдущими взмахами крыльев. Полет стрижа, видимо, и есть сочетание вибрационного полета со скольжением. Скользящий полет часто называют планирующим.

«Трепещущий» полет — «висеиие» птицы в воздухе с помощью быстрых и соответственно направленных взмахов крыльев (пустельга, высматривающая добычу) — утомителен и ограничен во времени. «Висеиие» колибри осуществляется при совершенно особых движениях крыльев и потому, как уже говорилось, выделяется в особый вибрационный полет. По механике работы крыла он схож с полетом насекомых. Полет спиной вперед доступен только колибри.

‘ Взлет требует приобретения необходимой для нормального полета скорости. Крупные птицы обычно бросаются вниз. Так, аист падает в воздухе подчас до 10 м, прежде чем наберет нужную скорость и сделает первый взмах крыльями. Мелкие птицы делают один прыжок в воздух, а крупные —• разбегаются против ветра. Большой разбег по воде делают утки, особенно нырковые, а также лысуха. Для стрижа взлет с поверхности земли труден, хотя н возможен. А поганка с земли взлететь не может, только с воды. При взлете все птицы машут крыльями чаще и сильнее, чем при установившемся полете; амплитуда каждого взмаха также больше.

При посадке птица уменьшает крыльями скорость полета, но кистевые части крыльев при этом продолжают совершать ту же работу, что и при трепещущем полете, — создавать силу, направленную вверх.

Фигурный полет -— мертвые петли, бочки, спуск на крыле, полет вверх ногами — доступен многим птицам, но используется ими редко, обычно лишь во время брачных игр.

Скорости полета птиц велики. Так, грачи развивают •скорость 65 км/ч, скворцы —¦ 70—80, серый журавль и крупные чайки — 50, зяблики, чижи —- 55, ласточки-касатки — 55—60, дикие гуси — 70—90, кулики — в среднем 90 км/ч. Быстрее всех летают стрижи: черный стриж летит со скоростью ПО—150 км/ч, а стриж колючехвостый считается самой быстрой птицей, его скорость составляет 170 км/ч.

От скорости, с которой птица передвигается в воздухе, следует отличать суточную дальность полета, которая даже во время весенних миграций неожиданно мала. Так, зафиксированная дальность полета у аистов составляла в сутки 91, 120 и 240 км, у грача — в среднем 55, у горихвостки — 44’км. Как правило, средняя суточная дальность полета птиц приблизительно соответствует по абсолютным показателям их обычным кормовым перемещениям в гнездовое время. И только в особых условиях, чаще всего над морем, птицы совершают длительные беспосадочные полеты. Так, бурокрылая ржанка во время осенних миграций преодолевает над Тихим океаном расстояние от Алеутских до Гавайских островов — примерно 3000 км. Многие птицы -пересекают Мексиканский залив в месте, где его ширина 1300 км. При перелетах через Средиземное море птицы летят над водой 600—750 км. Около 300 км приходится преодолевать перепелам, летящим осенью из Крыма в Турцию через Черное море.

Среди птиц можно найти полный ряд переходных видов — от строго оседлых до правильно перелетных. У широко распространенных птиц такие переходы наблюдаются в пределах одного вида: сапсан, кряква, камышница.

Перелеты птиц, хотя в отдельных -случаях и повторяют путь расселения вида, в целом хорошо соответствуют современной географической и экологической обстановке. Они очень динамичны и подчас меняются на наших глазах. Созданы новые водохранилища в Туркмении — и появились новые зимовки и новые перелетные пути к ним. Зарегулирование стока Нила и осушение нильской дельты вызвало массовые перелеты палеарктическнх уток через Сахару на зимовки в Экваториальную Африку.

Во время перелетов птицы летят либо широким фронтом, либо попользуют определенные экологические русла, дающие основания говорить о пролетных путях. В этих случаях птицы следуют вдоль берега моря или склона горного хребта, летят по речным долинам, через перевалы и т. д. (например, Куршская коса на Балтике или перевал Чокпак в Таласском Алатау). Выделяются также «узловые точки» пролетных трасс, в которых птицы в массе останавливаются на отдых и кормежку, задерживаясь нередко на длительный

срок, чтобы затем совершить очередной «бросок» до следующей * «узловой точки». Примерами могут служить дельты Волги, Кубани, Амударьи, некоторые острова (Мальта,. Гельголанд, Барсакельмес) и озера (Теииз, Челкар-Теигиз„ Балхаш близ устья Или), островные леса (нагорные дубравы Поволжья, степные боры Казахстана, массивы саксаульников в Кызылкумах) и т. п.

Высота полета птиц во время перелетов, особенно ночью,, оказалась много выше, чем считалось ранее. Над Северным морем отмечено много перелетных птиц на высоте 3900 м, а максимальная высота —• 6400 м! На первый взгляд это явление трудно объяснимо, но высота обеспечивает ориентировку перелетных птиц по наземным ориентирам.

Кроме того, на большой высоте птицы могут воспользоваться сильными воздушными течениями нужных направлений, в том числе и восходящими. Сплошная облачность дезориентирует птиц, они либо прекращают перелет, либо летят в случайно выбранном направлении, а потом дрейфуют по ветру, видимо, теряя навигационные способности.

Во время перелетов у птиц самых разных систематических и экологических групп бывает значительное число «ошибок» — залетов. Примеров дальних и неожиданных залетов можно привести много: поморники — на Рыбинском водохранилище и оз. Теигиз Целиноградской обл., фламинго— под Томском и Ленинградом, моевка — в Туве, горные чечетки — в Московской обл. и т. д., вплоть до австралийского журавля — в Якутии (в 80-х годах XIX в. добыт под Якутском, хранится в Зоологическом музее МГУ) и колибри — на о. Ратманова в Беринговом проливе.

В ряде случаев залеты, несомненно, вызываются штормовыми ветрами, ио значительное их число обусловлено ошибками самих птиц. Залеты, как правило, заканчиваются гибелью, хотя в отдельных случаях могут приобретать регулярный характер и приводить в конце концов к расширению ареала. Именно так, залетами, расселялись кольчатая гор-1 лица, свнрнстелевый сорокопут, майна и другие птицы. Гага на Черном море из залетной превратилась в регулярно зимующую и, наконец, загнездилась.

Залеты птиц, многочисленные их ошибки, ставят под сомнение абсолютный характер их способности к ориентации в пространстве. Это очень важный, принципиальный момент. Способность птиц находить дорогу к местам гнездовий или зимовок принимается априорно. Закономерности птичьих миграций имеют вероятностный характер. При этом для

17

жаждой отдельно взятой особи вероятность прилета в нужную точку далека от стопроцентной. Правильнее всего будет считать, что количество птиц, успешно завершающих перелеты, обеспечивает ежегодное воспроизводство в количестве, -покрывающем ежегодную убыль. При этом нормы годовой -смертности у перелетных птиц, улетающих от суровой зимы в благодатные теплые края, отнюдь не меньше, чем у птиц, остающихся зимовать в суровых северных условиях. В этом отношении перелетные птицы ничего не выигрывают по •сравнению с оседлыми, просто они не могут иначе, они вынуждены лететь. И при малейшей возможности не лететь — в массе не летят, остаются. Так, обильный урожай рябины в .необычайно суровую зиму 1939/40 г., когда ® Москве •температура воздуха падала до —44°С, привел к массовой зимовке дроздов-рябииников. Обычно же, в годы со средним и тем более низким урожаем рябины, эти птицы зимовать не остаются, хотя температурные условия бывают мягче. •Обильные урожаи семян березы и ольхи приводят к массовым зимовкам чижей и т. д. Наконец, в Москве возникли оседлые популяции грачей и скворцов, которые всю зиму -кормятся на свалках и около баков для мусора. Количество зимующих птиц этих видов растет из года в год и мало зависит от степени суровости зимы. В Прибалтике в местах -сброса теплых вод электростанциями еще недавно зимовало •около 5 тыс. крякв, по последним сведениям, их количество выросло до 50 тыс.

«Захват» птиц, особенно молодых, волной мигрантов разных видов обычно не учитывается даже при постановке опытов с насильственной задержкой. Такие опыты ставились с утками в США, с аистами в Европе. Молодых птиц отлавливали, затем ждали пока улетят все птицы этого вида, затем, окольцевав их, выпускали и, наконец, получив кольца о мест обычных зимовок этих видов, считали, что наследственное запечатление пролетного пути доказано. А что поток более поздних мигрантов обязательно должен был подхватить этих птиц, не учитывалось. В природе обычны случаи, когда к группе или стае птиц одного вида присоединяются •особи других видов. Особенно часто это можно наблюдать именно осенью, когда среди мигрантов преобладают молодые птицы. Среди куликов или речных уток осенью трудно встретить стаю из птиц одного вида, чаще всего они смешанные.

Когда серые гуси или журавли совершают обычные кормовые перелеты (с мест дневки или ночевки на кормежку и обратно), то каждый косяк птиц летит таким образом, чтобы видеть стаю, летящую впереди. Если передний косяк начинает набирать высоту, то же самое и иа том же месте или чуть раньше делает следующий за ним косяк и т. д. Паво- роты, разведочные круги, посадка — все повторяется. Таким образом, складывается коллективная система использования пространства и избегания опасности, система, которая охватывает не только членов одного косяка, но значительно-' большую массу птиц, порой до нескольких тысяч.

"в. Э. Якоби, используя метод радарных наблюдений, показал что и во время перелетов птицы нередко ориентируются по впереди летящим стаям. Расстояние между стаями- может быть 50—60 км, т. е. стаи находятся в Пределах видимости друг друга. Связанные зрительно, они обозревают сразу сотни километров. Чем больше высота полета и многочисленнее стаи, тем реже они летят. При низкой облачности и плохой видимости стаи малочисленные, летят они ниже и ближе друг к другу. У некоторых видов, например' серой вороны, перелет представляет поток одиночных вроде бы птиц, но каждая из них следует за своим «ведущим» и следит за иим, а порой — и за соседями. Возможен и такой вариант, при котором в начале осеннего пролета летят одиночки, потом они соединяются в стайки, а еще южнее-— в крупные стаи. В любом случае такой шток может растянуться на многие сотни километров. В. Э. Якоби предполагает, что именно так осуществляется перелет воробьиных, птиц над морем. Поскольку птицы берут направление, очевидно, на берегу, а потом летят, не сворачивая, ясно, что за- первой стаей, взявшей правильное направление, могут долгое время следовать все новые и новые стаи разных видов. Такая эстафета может продолжаться и ночью. Видимо, это- ближе к истине, чем утверждения, что птицы вносят поправку на положение солица, пользуясь при этом особыми «внутренними часами», и более того, ориентируются по Полярной, звезде. Конечно, птицы учитывают положение солица и звезд и их смещения (в экспериментах, правда, достаточно противоречивых, это было показано), -но «подвижные ориентиры» в виде летящих впереди стай, по-видимому, гораздоважнее.

Не менее важны наземные ориентиры *— долины рек,, горные хребты, озера, а в «ряде случаев и отдельные, хорошо: заметные постройки, башни, высотные дома и пр. Так, почтовые голуби Останкинской биостанции МГУ при тренировках неизменно ориентировались на купол главного павильона ВДНХ и лишь от него поворачивали к своей голубятне.

Способность птицы возвращаться к своему гнезду с любого значительного расстояния получила название хоминг (от английского home — дом). Опыты с .разными видами птиц дали противоречивые результаты. Яспо лишь, что возврат к гнезду носит столь же вероятностный характеїр, как и попадание на зимовку или в гнездовую область во время перелетов. В незнакомой местности сразу после вылета по

вой линии хорошо заметные формы рельефа, телевизионная вышка и т п.), поворачивают в нужном направлении. Во всяком случае/почти все увозившиеся от гиезд птицы тра-

иьлпим              *                -              -

тили иа возвращение к ним значительно больше времени, чем требовалось на полет по прямой. Естественно, что срок возвращения всегда оказывался прямо пропорционален расстоянию, на которое увозили птицу. Наконец, при массовых •опытах с ласточками и другими птицами было выяснено, что процент вообще не вернувшихся птнц достаточно велик. То же наблюдается и при тренировке на дальние расстояния почтовых голубей: процент возвратов и их скорость быстро падают при увеличении расстояния.

Для ориентировки птиц во время перелетов существенное .значение имеют их поелегиездовые кочевки, во время которых они знакомятся с территорией. Работами Я. А. Внксне доказано, что выбор молодыми озерными чайками будущего места гнездования в значительной мере определяется нх знакомством с водоемами, полученным во время иослегнездо- вых кочевок. Эти наблюдения раскрывают одну из причин частого нарушения птицами так называемого «гнездового консерватизма», т. е. обязательного возвращения для гнездования к месту своего рождения. С другой стороны, они не оставляют сомнения в том, что зрительная память у птиц великолепно развита.

Затраты энергии во время перелетов впервые точно установлены в опытах на Куршской косе. На расстоянии 50 км друг от друга были построены большие ловушки. Разница в среднем уровне энергетических резервов у птнц, попавших в первую и вторую ловушки, составляла затраты энергии на 50 км полета. Выяснилось, что зяблики тратят на полет в -3,8 раза больше энергии, чем иа «существование», юрок и чиж — в 2,5 раза больше. Если учесть заведомо заниженные показатели энергии существования птиц в клетках, то разница между затратами энергии во время «обычной» жизни и иа перелетах будет еще меньше.

В. Р. Дольник с сотрудниками установил, что дальние мигранты, обладающие экономичным полетом, тратят около 3 ккал на 100 км полета. Если принять эти цнфры за основу, то затраты энергии будут примерно равны:

Средиземное море и Сахара (3600 км) — 108 ккал,

Мексиканский залив Балтийское море Черное море

(3500 км) — 105 ккал, (300 км)— 9 ккал, (500 км) — 15 ккал.

Расчеты эти формальны, они не учитывают возможности выбора птицами сильных воздушных течений, идущих в нужном направлении. Но тем не менее самые дальние мигранты из мелких птиц, весом 15'—30 г, должны иметь в организме энергетические резервы общим объемом не менее 100 ккал. Таким резервом служит жир.

Жир обладает калорийностью 9,5 ккал/г, тогда как калорийность образующихся в организме углеводов (гликогена) ниже более чем в два раза — 4,2 ккал/г. При сжигании в ходе работы жира высвобождается некоторое количество воды (так называемая метаболическая вода); пока птица тратит жир, она почти не нуждается в воде. Путь окисления жира в тканях птицы короче, чем при использовании с качестве источника энергии углеводов, что очень важно при высоком темпе обмена веществ. Наконец, при окислении углеводов образуется молочная кислота — одни из основных источников мышечного утомления. При окислении жира молочной кислоты не образуется, поэтому у перелетных птиц во время миграции жнр вытесняет гликоген из его основных хранилищ — печени и грудных мышц. Это дает значительный выигрыш. Примерно половина необходимого количества жира размещается в мышцах печени и брюшной полости. Другая половина откладывается непосредственно под кожей птиц; вначале подкожный жир откладывается только на .птерилиях, а потом — и на аптериях. У многих куликов, например, тело покрыто толстым слоем жира, который просвечивает под тонкой кожей. Масса птиц во время миграций на 20—40% больше обычного за счет жира. Чтобы обеспечить себя энергией в 100 ккал для дальнего перелета (порядка 3000 км), птица должна запасти около 11 г жира.

Обычно максимальное количество' жира соответствует необходимым затратам для совершения очередного «броска» во время перелета. Накопление жира у мелких птиц (при благоприятных условиях питания) идет со скоростью 0,1— 0,5 г/сут. Поэтому «набор» миграционного жира занимает не менее 10—15 дней (с учетом, что он начинается ие от нуля, а от какого-то ранее достигнутого уровня). Количество ¦потребляемой пищи резко возрастает, наблюдается гипер- ¦фагия, или переедание. В немиграционный период, даже при обилии пищи, гиперфагии и мощных жировых отложений не •бывает. Нет этого и у оседлых птиц, которые никогда так не жиреют, как перелетные.

При истощении жировых резервов миграция прерывается и начинается усиленное кормление. В отдельных случаях мелкие птички за сутки могут накопить более \ г жира, а н клетке отощавшая птица набирает до 2 и даже 5 г жира н сутки!

Запасы жира необходимы для нормального перелета.

При осеннем перелете перепелов в Крыму вначале летят* по данным Е. П. Спангенберга, почти исключительно взрослые самцы с обильным запасом жира; их масса достигает 146 г. Позже среди пролетиых птиц постепенно начинают преобладать самки, а затем все чаще встречается молодь обоего пола, обладающая довольно значительным количеством жира. Когда же массовый- пролет перепелов закончится, на южном побережье «появляется поздняя молодь массой не выше 75 г, которая, по-видимому, не летит дальше, а частично гибнет в зимнее ненастье, частично благополучно переживает зиму. Такие молодые птицы никогда не образуют стай и высыпок, а одиночками (распределяются на площади южного побережья» (Спаигенберг, 1948, с. 89).

Для успешного окисления значительного количества жира в полете требуется обилие кислорода. Здесь следует обратить внимание на особенности дыхательной системы птиц, снабжающей организм кислородом. Легкие птиц невелики и занимают небольшую часть орудной полости. Очень мала .растяжимость птичьих легких, особенно при сравнении их с легкими млекопитающих. Более того, если у нелетящей птицы механизм дыхаиия сводится к приближению и удалению грудииы от позвоночника за счет работы межреберных мышц и движения ребер, то в полете этот механизм выключается, ребра делаются неподвижными. Но включается другой замечательный механизм — «двойное дыхание». В действие вступают воздушные мешки.

Кроме подсобной носоглоточной системы воздушных мешков, связанных с пневматизацией некоторых костей черепа, у птиц имеется сложная и огромная по сравнению с легкими система легочных мешков. Они отходят от разветвлений бронхов и в отличне от легких очеиь растяжимы. Ко проходящие в стейках воздушных мешков кровеносные сосуды не связаны с кровеносной системой легких, так что считать воздушные мешкн органами дыхания в прямом смысле нельзя. В то же время роль их в дыхании птиц велика.

Различают две пары самых крупных воздушных мешков— загрудные и брюшные, впереди от них лежат еще т.ри пары более мелких мешков. В сумме воздушные мешки наполняют все тело птицы, их ответвления проникают в кости, мускулы, позвоночник; у некоторых птиц ответвления воздушных мешков лежат между кожей и мускулатурой. Воздушные мешки играют решающую роль в вентиляции легких. П.ри вдохе воздух, богатый кислородом, наполняет не только легкие, но и воздушные мешки. При выдохе воздух из мешков вновь продувается через легкие н отдает им свой кислород. Мышцы, управляющие движением крыла, особенно важны: «они давят на передние мешки, продувая бывши» в них воздух через легкие. Так возникает «двойное» дыхание птиц, при котором усвоение организмом кислорода происходит при вдохе и при выдохе. Отсюда и высокая интенсивность окислительных процессов у птиц. Местом обмена газов служат не только легкие, ио и пневматические полости костей, одетые эпителием и богатые капиллярами. Кроме того гемоглобин крови птиц легко отдает кислород, поэтому выделение кислорода капиллярными сосудами в ткаии тела происходит очеиь интенсивно. С этим и связаны высокая постоянная температура тела птиц и энергичный обмен веществ. Число дыханий у мелких птиц очень велико: у воробьиных — около 90—100 раз в минуту, у колибри даже 108—146 раз (по другим сведениям — 180 раз), тогда как у коршуна—18, у кондора — 6, у эму — 2—3 дыхания в минуту. При беспокойстве количество дыханий и ударов сердца птицы резко возрастает.

Благодаря системе воздушных мешков и «двойному» дыханию, чем быстрее машет птнца крыльями в полете, тем лучше и полнее сменяется воздух в ее легких. Поэтому •одышки при быстрых летательных движениях у птиц иет. Воздушные мешки имеют и другие важные функции. С их внутренних поверхностей происходит испарение, что особенно важно при сухой, лишенной желез коже. Тем самым успешность терморегуляции, в частности предохранение от перегрева важнейших органов тела (сердца, легких, кишечника, половых желез и пр.) в значительной мере определяется работой воздушных мешков. В холодную же погоду мешки способствуют сохранению тепла. Кроме того, воздушные мешки сокращают треиие между внутренними органами птицы, облегчают изменение их формы и объема -при наполнении зоба и пищевода. При броске в воду воздушные мешки ослабляют толчок, испытываемый организмом, а под водой они могут многократно прогонять один и тот же объем воздуха через легкие, До полной отдачи кислорода, чем продлевают время нахождения птицы под водой. Кроме того, в воде н на воде воздушные мешки способствуют регулированию удельного веса птицы. Наконец, у некоторых птиц воздушные мешки раздуваются при токовании (фрегат) или играют роль резонаторов.

Энергетика полета обеспечивается и приспособлениями к нему кровеносной системы птиц: у них полностью отделена артериальная кровь от венозной, сердце четырехкамерное и сравнительно крупное. Особенно большие сердца у хорошо летающих птиц. При приблизительно равной массе самих птиц сердце чеглока составляет 1,7% общей массы тела, у пустельги — 1,19, а у сороки —¦ только 0,934%. Наибольшая относительная масса сердца у самых мелких птиц: у пенечки-трещотки—1,829%, а у колибри — 2,4—2,85%! Повышенная интенсивность кровообращения связана с большой потерей тепла V мелких птиц, имеющих «невыгодное» соотношение объема тела и его поверхности. Так, потеря тепла на килограмм массы за 1 ч для утки равна 6 ккал, для голубя — 10 и для воробья — 35. Относительная масса сердца увеличивается также у северных и горных подвидов.

Энергичный обмен веществ обусловлен еще и большой частотой сердцебиений; у мелких птиц частота пульсаций сердца заметно выше, чем у крупных. Сердце воробья сокращается 460 =раз в минуту, у галки — 342, у каиюка — 301, у кряквы — 317, у индюка—-93, у страуса—-140 раз. Эти цифры примерны; в состоянии покоя сердце бьется почти в два раза медленнее, чем при быстром движении. У разных особей вариации также могут быть велики: у домашних кур — 140—-390 сердцебиений в минуту, у голубей—136— 360, у зеленушки — 703—848, у щегла — 914—925. У колибри в состоянии покоя пульс достигает 500 ударов в минуту, в полете же — до 1200 ударов при 600 дыханиях amp; минуту. Правда, цри ночном оцепенении и снижении температуры тела до 15—20°С (по некоторым данным, даже до 10—12°) пульс колибри снижается до 100—50 ударов в минуту. Таким образом, напряженность кровообращения у птиц хорошо соответствует большим затратам энергии во время полета.