5-16. Сравнительный метод и пространство жизни

Сравнительный метод в эволюционизм ввел астроном Вильям Гершель в 1789 году: он сравнил звездное небо с садом, где можно одновременно

видеть все стадии развития растений (ростки, цветы, плоды, засыхание) и тем самым понять ход жизни одной особи.

Сравнительный метод служит одной из основ всякого эволюционизма - см.: Раутиан А.С. Апология сравнительного метода // Любищев и проблемы формы, эволюции и систематики организмов. М., МОИП и ЦСИ, 2003 (Цено- логич. Исследования, вып. 23). Ho, как показал первый же опыт его применения Гершелем, метод таит опасность ложных толкований.

К этой общей опасности нынешняя биология добавляет свою специфическую трудность: в наше время принято утверждать, что все ныне живущие организмы имеют один и тот же эволюционный возраст, поскольку ведут свою историю от единого акта возникновения жизни.

Ламарк и Дарвин могли применять сравнительный метод вполне законно, поскольку в их время считалось, что жизнь непрестанно возникает вновь (концепция самопроизвольного зарождения) и, следовательно, нынешние черви считались младше рыб, рыбы младше зверей и т.д.

В наше время не так: наука гласит, что жизнь заново не возникает. Ho почему тогда в морях до сих пор плавают рыбы, а не только дельфины, почему рыбы не выползли все на сушу, чтобы стать наземными животными? Экологический взгляд на мир подсказал удобный ответ: каждый организм приспособлен к своей экологической нише, а она определяет его облик. Например, чтобы зарываться в грунт, лучше всего быть червем, чтобы плавать, лучше всего быть рыбой, и пока существует ниша, она должна быть занята соответствующим организмом.

Ответ подозрительно прост (зарываются в грунт и насекомые, и позвоночные; плавают и змеи, и дельфины), но в целом звучит приемлемо.

Однако иногда глобальная экология задает трудные вопросы. Так, во многих тропических океанских водах до 80% продукции приходится на зеленую бактерию Prochlorococcus marinus (Пиневич А.В. и др. Il ФР, 2000, № 5, с. 732). Почему она, процветая и будучи (согласно идеологии сравнительного метода) предком зеленых водорослей, не стала за миллиард лет сама зеленой водорослью? Или: почему в тайге основную массу составляют не цветковые, а более примитивные деревья - хвойные?

Исторически сравнительный метод в биологии зародился вместе с эволюционной идеей: в понимании Анаксимандра рыбы породили людей в силу того, что вода - общий (по Фалесу) источник жизни, а среди водных животных его привлекли своим сходством с людьми именно рыбы. В более поздних фантазиях это были дельфины (отсюда легенды о русалках). Однако реальной основой нашей эволюционной картины (четвероногие произошли

от рыб) явился не сравнительный метод, а тот палеонтологический факт, что остатки рыб присутствуют в земных толщах, не содержащих остатков зверей, в том числе и дельфинов. Затем были открыты переходные формы от рыб к амфибиям (см. далее, п. 9-13). Именно эти факты позволили выбрать одну из двух картин, допускаемых сравнительным методом.

И так всегда: сам по себе сравнительный метод не дает истории.

Историю дает палеонтология, но ископаемые организмы представлены почти исключительно формами - скелетами, раковинами и отпечатками. Поэтому почти всё то, что мы знаем о функциях древних организмов, добыто сравнительным методом: если установлено, что, к примеру, иммунитет рептилий проще иммунитета теплокровных, то делается вывод, что сложные формы иммунитета возникли вместе с теплокровностью.

А почему? Какие доводы мешают счесть, что те древние рыбы, которые были нашими прямыми предками, обладали нашей формой иммунитета или чем-то вроде? Быть может, они потому и смогли обратиться в наземных животных, что сложный иммунитет помогал им жить в новых средах? Или наоборот: почему не допустить, что первые млекопитающие вымерли как раз из-за отсутствия сложного иммунитета нынешнего типа?

И так - во всём.

Общий ответ мне известен один - если какое-то свойство обще для ныне живущих членов группы, то его можно допустить и у ее вымерших членов. Мейен называл эту процедуру типологической экстраполяцией, а Кювье принципом корреляции (п. 1-15). Ho он говорил только о наблюдаемых формах (которые связывал с ненаблюдаемыми функциями) и то оказался не во всем прав, что мы узнаем в главе 9 в связи с халикотериями. Что же касается функций, не отражающихся на форме (иммунитет, цветное зрение и т.п.), то жёстко увязывать их с формой вообще нет оснований.

Почему же мы так делаем? Думаю, основная причина типологических экстраполяций кроется в силе той презумпции, которую именуют принципом актуапизма (пп. 4-17*, 5-1*): проще всего думать, что всё неизвестное организовано так же, как известное (в частности, прошлое - как нынешнее), пока кто-то не докажет противного. Как я старался показать ранее (пп. 3-9, 5-1, 5- , науку движет, в широком плане, именно этот “кто-то”, от презумпций отказавшийся. Так что поищем более серьезного ответа.

Для меня он естествен в рамках номогенеза: поскольку эволюция есть процесс смены целостностей, то реализуется не всё что попало, реализуются только целостности; их набор ограничен, поэтому в истории вновь и вновь являются одни и те же принципиальные конструкции, различающиеся лишь теми признаками, которые на целостность не влияют (акциденциями) Te свойства, которые входят в синдром (совокупность свойств, совместно

характеризующих явление) группы, должны были присутствовать и у древних членов данной группы - вот идеология номогенеза. Ее косвенно поддерживает идеология новой термодинамики, в свете которой легче осознать два факта: что целостность живых объектов регулярно образуется сама, по законам самоорганизации, еще мало понятным, но несомненно существующим, и что только уже сложившиеся новые конструкции (клеток или многоклеточных организмов) могут служить объектами расплода.

Впрочем, это лишь толкование философских постулатов номогенеза, и нельзя пользоваться им как фактическим обоснованием последнего. Наоборот, ряды Копа - Вавилова таким обоснованием являются.

С позиции эпигностики (п. 5-15), у прежних рыб естественно предполагать тот же тип иммунитета, что характерен для нынешних рыб. Ho это - толкование. Превратить его в достоверный факт может либо эксперимент, либо свидетельство палеонтологии.

В отношении иммунитета палеонтология что-то говорит крайне редко, но и это бывает. В 1989 году у азиатских верблюдов обнаружили особенность строения антител (кроме обычных, у них есть еще мелкие нанотела), и ее вскоре же нашли у американских верблюдов - лам (см. далее, п. 6- 5***). Унаследована ли эта особенность от общего предка или возникла независимо? Ответ дала палеонтология: предки верблюдов возникли в Северной Америке, откуда расселились, эволюируя, в Южную Америку (ламы) и Евразию. Можно достаточно определенно заключить, что вымершие североамериканские предки верблюдов уже имели нанотела.

Ho нет палеонтологических данных (фактов) для утверждения (а сравнительный метод утверждает), что, например, нынешние кистепёрые рыбы действительно произошли от кистепёрых мелового периода. (В этом утверждении нет и нужды, см. п. 9-14.)

Как ни странно, господство сравнительного метода - следствие статистической ПМ. Она исходит из той (старой, притом по существу физической) картины мира[16], где мир мыслится однородным по всем направлениям, включая время. Эта ПМ породила в физике мощное течение, именуемое эр- годической теорией, которая исходит из идеи сущностного сходства (если не тождества) тенденций во времени (т.е. процессов) с тенденциями в пространстве. Эргодическая теория эффективна при описании газов, но вряд пи годна для описания каких-либо структур, поскольку работает только там, где есть перемешивание (подробнее см. [Чайковский, 2004, с. 222]).

He видно оснований приравнивать структуру во времени структуре в пространстве, но именно это делает сравнительный метод, не давая тому никакого обоснования (наоборот, эргодическая теория его для газов дает, хотя до этого 90 лет была гипотезой).

Такая картина мира необходима, чтобы увидеть то пространство жизни, в котором реально течет эволюция. Речь должна идти о том пространстве, в котором действует активность. Пока вопрос совсем не разработан, можно лишь воспользоваться аналогией с физикой и космологией.

Там, в отличие от биологии, идеи эволюции быстро сменяются, но всё же видна тенденция: по мере охлаждения и расширения Вселенной чередуются фазовые переходы (п. 5-2), и каждый порождает более сложную форму активности материи. Сперва царило излучение, а ныне - темная энергия, так что на нашу форму (вещество планет) приходится 0,03% энергии мира (Чернин А.Д. Il Природа, 2006, Ns 10). В рамках этой формы фазовый переход породил жизнь, она тоже являет собой ряд параллельных цепей фазовых переходов, и эти параллели - пища сравнительному методу.