13** Форма и функция

Мейен придумал рефренные таблицы, изучая морфологический материал. Он полагал, что на их языке можно рассуждать и о физиологии, и об экологии, но это верно лишь отчасти: да, рефрены для эко- и физиониш рисовать можно, но суть дела при этом обычно остается за кадром.

Американский эколог Роберт Уиттекер, будучи далек от веры в универсальность схемы древ для форм, решительно возражал против попыток описать эволюцию сообществ на языке эволюции форм и таксонов:

«1. Настоящее и прошлое сообществ не упорядочиваются экологами в эволюционные древа так, как в некоторых случаях удается распределить существующие и вымершие виды. 2. Эволюция сообществ не может быть положена в основу... их классификации, как она положена (насколько это возможно) в основу таксономии организмов. 3. Сообщества не отбираются как целые с их видами... 4. Необходима осторожность при обсуждении эволюции признаков сообществ как процесса, обособленного от эволюции их видов» (Уиттекер Р. Сообщества и экосистемы. М., Прогресс, 1980, с. 319).

Это вызвано тем, что в экосистеме

«Объединения одних видов с другими по преимуществу слабы и изменчивы; эволюция сообщества подобна сетке в том смысле, что в ходе эволюции виды различным образом комбинируются... в сообществах» (там же, с. 324). Уиттекер еще не знал, что данный феномен (блочность эволюции, п. 6- 3*) уже обсуждается и в связи с эволюцией форм, но он был прав в том, что видам гораздо проще, чем органам, поменять связи друг с другом. А это значит, что сами связи упорядочиваются плохо и потому не могут дать хороших рефренов. Однако яркие параллели известны и тут (например, роль бабочек и птичек колибри в опылении цветов). Еще ярче параллели в организации внутривидовых сообществ. Таково похожее на термитник сообщество особей у грызуна по имени «голый землекоп» (п. 6-5).

Любищев и Мейен считали форму самодовлеющей сущностью, для физиологов Аршавского и Зусмановского форма задается функцией, а математик Том дал нечто примиряющее [Том, с. 154-155]:

“главное в генетическом обеспечении животного заключается не в его морфологии — большинство анатомических деталей второстепенны — но скорее в механике гомеостаза, физиологической регуляции.

В наших терминах это значит: функция создает орган не тем, что творит его сама, а лишь тем, что задает процедуру давления нормы, чем вводит в оборот новые клетки диасети; а уж они определят новые формы.

Пример: трава дает место ее поедателю, но им могут стать и птица, и зверь, и тля, и улитка, и гриб, причем форма каждого может быть выбрана лишь из вариантов, задаваемых его местом в диасети. He лист, а диасеть определяет, что зверь будет жевать его зубами, птица - перетирать камнями в желудке, а улитка и гриб - переваривать наружно. И уж явно не лист задает форму позвоночного, резко отличную от формы улитки.

Словом, форма и функция не сводятся друг к другу, хоть и зависят друг от друга, поскольку являются двумя сторонами одной реальности - целостности всякой системы. Иногда эта целостность очевидна (клетка, организм, экосистема), но иногда загадочна: что побуждает виды самых разных таксонов вести себя согласованно? Листорасположения разных видов выстраиваются в ряд Фибоначчи, термиты приспособлены для почти полного их поедания, класс птиц согласованно охотится за классом насекомых и т.д. Этот ряд загадок мы сильно удлиним в п. 6-15.