ПОСЛЕСЛОВИЕ К ПЕРВОМУ ТОМ

«Животные беспозвоночные». Краткой главой о типе иглокожих завершается тот раздел последовательного обзора животного мира, который по старой памяти принято называть зоологией беспозвоночных.

По отношению к настоящему пособию — «Зоологии для учителя» — тот же принцип позволяет ради удобства пользования разделить книгу на два тома, а завершая обзор беспозвоночных, оглянуться назад и окинуть ретроспективным взглядом многообразие уже рассмотренных групп жи- вотпого мира.

Современные зоологи насчитывают среди беспозвоночных более десятка отдельных типов, и хотя не все из них нашли отражение на страницах этой книги и хотя мы только затронули раздел позвоночных (во вводной статье, посвященной классической лягушке), мы уже располагаем материалом для выводов и обобщений по вопросам приспособительной эволюции животного мира.

Ступенчатое многообразие животного мира. Проведенный нами обзор животного царства по отдельным типам и классам прежде всего показывает, что в состав современной нам фауны 'входят группы, которые по высоте своей организации, или, как выражались встарь, по «совершенству» своего строения, занимают самые различные ступени в общей системе животного мира. Мы* видели здесь тип простейших, которые в своем развитии не продвинулись далее одноклеточных форм, то есть наиболее примитивного типа строения.

В стародавние времена, когда в науке и в философии господствовали метафизические представления о неизменности природы, ступенчатое распределение организмов «от не столь совершенных к более совершенным и совершеннейшим» объяс

нялось очень просто: в нем видели выражение того иерархического порядка, который был установлен еще при «сотворении мира», когда, согласно библейскому повествованию, были созданы сначала растения, а вслед за тем «гады», «киты» и прочая водная живность и, наконец, уже чет- * вероногие звери, причем всем этим тварям было поведено размножаться «по роду их», то есть на том уровне совершенства, какой им был дан в «дни творения».

Но не так легко оказалось понять п правильно объяснить одновременное существование в животном мире и высших и примитивных типов организации с позиций эволюционной теории, в свете учения об историческом процессе развития живой природы. Почему, в самом деле, процесс эволюции, ведущий органические формы по пути прогресса, протекал в различных систематических группах в таких совершенно несоизмеримых между собой темпах, возводя одни из них на вершины зоологической системы, а другие оставляя на низших ступенях организации? И какая судьба ожидает в будущем группы, которые «замешкались» на низших ступенях организации? И любознательные школьники нередко задают своим учителям недоуменный вопрос: «Если все развивается, то почему же амеба так и остается амебой? И могут ли когда-нибудь в будущем из амебы развиться какие-нибудь многоклеточные животные?»

Небольшой экскурс в область истории научно покажет, что удовлетворительный ответ на такие вопросы был найден далеко не сразу.

«Ступени развития» по Ламарку. Для Ламарка, автора первой последовательно разработанной теории эволюции животного мира, одновременное существование и высокоорганизованных и низших животных не только не противоречило идее развития, но и послужило основой для его теоретических построений. В те времена в науке еще господствовало ошибочное представление о самозарождении низших организмов, а потому инфузории и другие микроскопически мелкие существа представлялись новичками в нашем мире, не имеющими за собой никакого исторического прошлого и еще «не успевшими» подняться на более высокую ступень развития. Что же касается животных более сложного строения, то в них Ламарк видел изменившихся потомков простейших организмов, зародившихся на Земле в более давние времена, а общее повышение их организации объяснял «стремлением к прогрессу», якобы свойственным всей живой природе, или иначе — принципом «градации», то есть восхождения по ступеням лестницы (общеизвестное слово «градус» по латыни прежде всего означало «ступеньку»).

Значительно позже — уже в эпоху Дарвина и Пастера — те же воззрения, и притом в еще более определенной форме, пытался отстаивать авторитетный в то время ботаник-морфолог проф. К. Негели.

«Теперешняя флора и фауна, — писал этот ученый уже в 1865 году, — не имели бы низших организмов, если бы царства (растительное и животное) происходили от одной только, явившейся вначале клеточки — первообраза. Но если, как я старался доказать, произвольное зарождение имело место во все времена, то и постоянно должны были существовать все формы организации от самых низших до самых высших, так как развитие рядов постоянно начиналось снова и проходило восходящие ряды, которые уподоблялись прежним, но, вследствие переменившихся обстоятельств, являлись в измененной форме» К

Мы видим, что в представлении и Ламарка и Негели животный мир рисовался чем-то вроде хорошо укомплектованной школы, которая ежегодно производит прием новичков в начальные классы, а затем последовательно ведет их по всем ступеням обучения согласно утвержденному учебному плану, причем, как правило, учащиеся разных возрастных групп не были связаны какими-либо степенями кровного родства.

Дарвиновское учение о расхождении признаков (дивергенции). В отличие от Ламарка, Дарвин дал нам образ эволюционного процесса не в виде широкой лестницы, к подножию которой подходят

вереницы самопроизвольно зарождающихся существ, постепенно поднимающихся вверх и заполняющих все ее ступени, а образ широко ветвящегося родословного дерева или даже «родословного кустарника», густо разветвляющегося, но идущего от одного корня (монофилети- ческое, а не полифилетическое, как у Ламарка и Негели, происхождение животного мира).

Почему происходит ветвление родословных линий и вместе с тем возрастает и многообразие животного (и растительного) мира — это Дарвин показал на своей классической схеме расхождения (дивергенции) признаков. Однако эта плоскостная схема еще не отображает, в каких основных направлениях протекает в животном мире процесс развития, приводя к образованию различных групп или отдельных форм, хорошо приспособленных к условиям своего существования, но очень различных между собой по .общему уровню своего развития — от одноклеточных простейших до высших членистоногих и позвоночных.

Главные направления эволюционного процесса. Под таким заглавием еще в 1925 году вышла работа акад. А. Н. Северцова, в основном посвященная вопросам прогресса и регресса в процессе исторического развития животного мира[XXXIV]. В результате анализа многочисленных конкретных примеров автор приходит к заключению, что в процессе эволюции, ведущем к переживанию наиболее приспособленных, следует различать прогресс морфологический и прогресс биологический, причем в одних случаях эти понятия совпадают, в других же, и притом весьма нередких, резко расходятся и уже не покрывают друг друга.

Яркий пример того, как морфологический прогресс при изменившихся жизненных условиях может привести к гибели целые группы животного мира, представляет собой история головоногих моллюсков в конце мезозойской эры. Как, вероятно, вспомнит читатель (см. стр. 133), в течение мезозойской эры достигла высокой степени процветания группа аммонитов, обладавших сильно развитыми и хорошо сложенными раковинами.

А. Н. Северцов различает четыре основных пути, которыми в процессе эволюции осуществляется биологический прогресс — жизненное процветание данной группы. Морфологический              про

гресс, или ароморфозы. Этот путь характеризуется общим повышепием организации, имеющим приспособительное значение и вместе с тем повышающим и общую эпергию жизнедеятельности организмов. Сюда относятся такие изменения, как переход от одноклеточного строения к многоклеточному, появление у многоклеточных мезодермы и образующихся из нее органов, образование сплошного хитинового покрова у предков членистоногих, развитие кровеносной и дыхательной системы и т. д. Идиоадаптации — изменения, когда общий уровень организации и энергетической стороны жизнедеятельности животных остается на достигнутой высоте, а приспособительные изменения имеют более узкий характер, распределяя животных по разным биотопам (лес, степь, болото), различным «экологическим нишам». Примеров идиоадаптаций можно было бы привести бесконечное множества, но мы ограничимся только одним: в отряде жесткокрылых, или жуков, семейство ¦жужелиц и семейство плавунцов являются близкими родичами, но жужелицы в огромном большинстве — это быстрые наземные хищники, тогда как плавунцы, оставаясь такими же лютыми хищниками, оказались узко приспособленными к жизни в водной среде, причем при веслообразном строении их задних ног на суше могут только беспомощно барахтаться.

Ценогенезы. Под таким названием разумеются такие приспособительные изменения, которые не затрагивают общего уровня организации жизнедеятельности взрослого животного, а проявляются в его зародышевых или личиночных стадиях* способствуя этим увеличению численности потомков.

В длительном «многомиллионнолетнем» процессе развития той или иной группы животного мира пути их развития не оставались прямолинейными, а изменяли свое направление, то вздымаясь вверх при аро- морфозах, то растекаясь в разные стороны на достигнутом уровне при идиоадапта- циях и ценогенезах, то сползая вниз при морфологической дегенерации, ведущей к биологическому процветанию (рис. 318).

И пожалуй, только в ходе развития типа простейших мы можем отметить лишь один-единственный ароморфоз — появление настоящих инфузорий. В основном же эволюция этой группы шла по путям разнообразнейших идиоадаптаций на уровне одноклеточного строения, которое, будучи связано с микроскопически мелкимп размерами, оказывается для простейших очень выгодной особенностью, уводя их от прямой борьбы и конкуренции с более крупными многоклеточными организмами (см. стр. 33—37).

Так, на основе анализа основных путей эволюции, ведущих к биологическому прогрессу, мы можем яснее понять, почему в нашей современной фауне не только сохранили свое существование, но и процветают группы, которые с чисто морфологической стороны представляются более или менее отсталыми, в том числе и одноклеточные простейшие. Что же касается другого традиционного вопроса о том, дадут ли когда-нибудь, хотя бы в очень отдаленном будущем, наши современные амебы начало каким-нибудь многоклеточным и более совершенным организмам, то на него с наибольшей долей вероятности пришлось бы ответить отрицательно. Фауна многоклеточных и теперь уже укомплектована организмами, хорошо приспособленными к своей жизненной обстановке и к «требованиям» окружающей среды, и для появления среди них нового, и притом, конечно, весьма примитивного «многоклеточного» живого организма едва ли бы нашлись где-либо благоприятные условия,