Глава IV ЭВОЛЮЦИОННЫЕ АСПЕКТЫ ПОВЕДЕНИЯ ЖИВОТНЫХ

Разбирая вопросы экологии поведения животных, необходима хотя бы кратко охарактеризовать эволюционные аспекты этой проблемы. Следует заметить, что проследить эволюционные изменения в поведении животных очень трудно.

Мы рассматриваем особенности поведения животных, с одной стороны, как результат эволюции, а с другой — как мощный фактор филогенеза, фактор, часто являющийся важнейшим во взаимоотношениях животных. Как отмечает И. И. Шмальгаузен [1939], биосфера Земли с течением времени значительно усложняется, что ведет к усложнению отношений со средой каждой группы организмов. К. М. Завадский [1958] также считает, что в эволюции возрастает взаимодействие живого с живым, нарастает напряженность межвидовых и внутривидовых отношений, происходит их постоянное усложнение.

Несмотря иа сложность этой проблемы, мы считаем правомочной постановку вопроса об определенных, хотя и в какой-то мере гипотетичных, линиях прогресса в эволюции поведенческих особенностей животпых, их интеллекта, психики — прогресса, связанного со всеми особеипостями строения и функций животных и в первую очередь со строением и функциями их нервной системы. Этот прогресс (ориентировочно ему можно дать название бихевиор-прогресс) прослеживается от наиболее примитивных животных (тип простейшие Protozoa), для которых в основном характерна простая раздражимость, ко все более сложным формам поведения беспозвопочных (со сложнейшей инстинктивной деятельностью у насекомых), к чрезвычайно сложным формам поведения позвоночных и, наконец, к разуму человека. Наша задача по определению места бихевиор-прогресса в процессе филогенеза животного мира чрезвычайно облегчена после выхода в свет статьи А. В. Яблокова [1968], который сделал сводку по вопросу определения понятий прогрессивного развития. Ближе всего для нашего понимания прогресса поведения нам представляется концепция П. В. Серебровского [1930], что всякий прогрессивный признак дает «известную независимость» от изменяющихся внешних условий. Серебровский пишет: «Если ход эволюции есть постепенное освобождение из-под власти среды, то идя вверх, мы должны ожидать перехода этой независимости во власть над природой.

Примерно те же мысли развил и Дж. Хаксли [Huxley, 1945], который писал, что признаками прогресса являются увеличение контроля над условиями существования и увеличение независимости от этих условий, что указывает на «повышение уровня биологической эффективности» (цит. по: Яблоков, 1968, с. 100). Далее Яблоков пишет, что, поскольку развитие природы привело к созданию человека как существа, имеющего больше сил для контроля над природой и находящегося в наименьшей зависимости от природы, чем любое животное, Дж. Хаксли считает прогрессивной линию, которая через цепь оргапизмов ведет к появлению человека. Эта линия, завершающаяся человеком, может быть назвала липией «неограниченного» прогресса в отличие от «ограниченного» прогрессивного развития в каждой крупной группе [Яблоков, 1968, с. 101]. Близкой точки зрения придерживаются и некоторые другие исследователи, в частности

Г. А. Шмидт [1959]. А. В. Яблоков, подводя итог перечисленным выводам, отмечает, что лучшим показателем высоты организации живой материи на Земле, казалось, должна быть степень приближения к рубежам повой, высшей по сравнению с биологической, формы движения материи, т. е. к человеческому обществу. Линию на человека как на существо, «в котором природа приходит к сознанию самой себя», Ф. Энгельс выделяет в виде непрерывной цепи превращений от первичной протоплазмы через клетку, одпоклеточыых и т. д. до позвоночных животных, у которых наиболее полпого развития достигает нервная система, и, наконец, до человека (Яблоков, 1968, с. 102—103).

Таким образом, разбираемый вопрос представляет большой теоретический интерес прежде всего в философском отношении, рассматривая эволюцию поведения животных с точки зрения предыстории человеческого разума в свете ленинской теории отражения и попыток установить некоторые черты перехода психической формы отражения от уровня животных разных групп до уровня человека. Именпо с этих философских позиций подходят к этой теме Ф.

В то же время, подходя к изучению эволюции поведения животных, не следует забывать о параллельном развитии поведения ветви первичноротых (Protostomia) и ветви вторичноротых (Deuterostomia) [Бобринский, Матвеев, 1949], развивающихся хотя в тесной экологической связи, но генетически разобщенно (рис. 58). Именно в связи с этим К. К. Платонов [1972] писал, что во многих учебниках психологии «соответствующие главы, в которых рассматривается генезис психики, исходят из так называемого мопофилетического понимания эволюции животного мира, согласно которому она шла последовательно по одной линии. Поэтому в них «психика насекомых» вклгочепа в едипый генетический ряд, завершаемый сознанием. Но ведь современной биологии хорошо известно, что человек относится ко вторичноротым, а черви, насекомые и моллюски — к первичпоротьтм и что эти две ветви животпого мира разошлись уже па заре появлеппя жизпи па Земле, в палеозойской эре. Стало быть, и психику пасе- комых (если опа есть) пельзя включать в единый генетический ряд, закапчивающийся сознанием человека» (с. 45—46). Припи- мая во внимание сказанное, мы имеем право рассматривать как предысторию сознания человека лишь поведенческие особенности животных, относящихся к линии вторичноротых (позвоночные), тогда как эволюцию поведения животных линии первичноротых приходится рассматривать лишь в сравнительном плане, закапчивая эту линию высшими ее представителями — обществепнымп перепончатокрылыми пасекомыми, из которых па наивысшем уровне признаны муравьи и пчелы. И все-таки, говоря о бихевиор-

Рис. 58. Древо эволюции [иа Бобринского, Матвеева, 1949] 14 — первичноротые; 41 — вторичноротые

прогрессе, можно еще раз вспомнить концепцию Серебровского [1930] и установить, что этот путь прогрессивного развития представляет собой последовательную серию ароморфозов [Северцов, 1967], которые ведут к увеличению независимости от внешней среды и увеличению устойчивости популяции данной систематической группы.

Если рассмотреть относительное значение наследственных и ненаследственных элементов («репертуара») поведения, то можно видеть, что наследственные элементы, закрепленные генетически в той или иной мере и в разных формах, свойственны всем животным, находящимся на разных ступенях эволюционного развития. Однако, как отмечали многие исследователи [Северцов, 1922; Детьер, Стеллар, 1967; Смирнов, 1967; Крушинский, 1968; и др.], будучи главной, а в некоторых случаях, возможно и единственной формой поведения у низших животных (например, у простейших), они в процессе эволюции постепенно теряют это доминирующее значение и все больше оказываются в подчиненном положении в результате прогрессирующего усложнения поведенческого комплекса. При этом одновременно наследственные элементы поведения также прогрессируют и усложняются от простой раздражимости, таксисов и простейших безусловных рефлексов по схеме «стимул—реакция» до наслаивающихся на них на более высоких этапах эволюции сложных и сложнейших инстинктов.