4-2. Московская школа эволюционной генетики. Четвериков

Генетический дарвинизм господствовал всю советскую эпоху. В знаменитой статье «О некоторых моментах эволюционного процесса с точки зрения современной генетики» (Журнал эксперим.

о              мутациях и их отборе. Говоря о судьбе единичного мутанта, он признал, что вероятность спаривания двух одинаковых мутантов ничтожна, что поэтому его мутация действительно будет «засосана» болотом исходных особей (т.е. признал возражение Дженкина, рассмотренное выше), однако вывод сделал совсем другой, чем у Дженкина:

«Ho судьба ее будет все же совершенно иная, чем это мыслилось прежним эволюционистам. Геновариация (мутация - Ю.Ч) не погибнет, не растворится в массе нормальных особей. Она будет существовать в гетерозиготном состоянии, из поколения в поколение оставаясь скрытой от глаз...».

Далее город будет указываться только для российских (советских) ученых, работавших вне Москвы.

Ho так ли это на самом деле? Позже сам Четвериков признал [Бабков, с. 38], что для эволюции важны лишь массовые мутации, т.е. согласился, как и Дарвин, и де-Фриз, с Дженкином. Более этой темы Четвериков не касался, так что его рассуждение о гетерозиготах - возражение лишь на одну фразу Дженкина. Тот шотландский журнал, где печатался Дженкин, в Россию не попал. Сложный и тонкий анализ, данный Дженкином и приведший в смущение Дарвина, остался Четверикову неизвестен.

Дженкин полагал, что анализ наличного разнообразия не есть анализ эволюции, и в этом был прав (см. ч. 2). He ведая о данном ходе мысли (почти не известном тогда на Западе и почти исчезнувшем из русской литературы со смертью Страхова), Четвериков ориентировал собранную им в 1919- 1924 годах группу блестящих молодых генетиков как раз на анализ генетического разнообразия ныне живущих организмов.

Был начат анализ разнообразия дрозофил Подмосковья, который трактовался именно как анализ малых шагов эволюции.

Сперва надо было осознать вывод Нортона. Однако Четвериков, приведя его численные данные, ни словом не обмолвился о том выводе, какой из них был сделан самим Нортоном. Наоборот, он декларировал:

«Таблица Нортона учит нас тому, что всякий эволюционный процесс, вызванный отбором, безразлично для доминантных или рецессивных форм, всегда идет до конца, до полной замены менее приспособленной формы более приспособленной. Она же учит нас тому, что отбор подхватывает и окончательно закрепляет каждое, даже самое незначительное улучшение организма».

Вновь вспомним Данилевского: чего хочется, в то и верится. Ho в данном случае получилась прямая ложь.

Что же имел в виду Четвериков? А вот что: он изменил само понимание эволюции. Он назвал эволюцией процесс изменения частот генов. Правда, он отметил, что процесс распространения рецессива почти невозможно начать, а доминанта - закончить, но вывод и тут сделал самый оптимистический для дарвинизма. Вот откуда идет отмеченная мною в начале книги традиция называть эволюцией не появление новых форм, а сдвиг генных частот. Она пресекла лет на 70 почти всю эволюционную мысль.

В действительности Четвериков не был столь прост, как может показаться, и в той же статье начал рушить свою благостную схему. Как бы вторя Рузвельту (см. п. 3-7), Четвериков писал:

«Систематика знает тысячи примеров, где виды различаются не адаптивными, а безразличными (в биологическом смысле) признаками, и стараться подыскивать им всем адаптивное значение является столь же малопроизводительной, как и неблагодарной работой, где подчас не знаешь, чему больше удивляться - бесконечному ли остроумию самих авторов или их вере в неограниченную наивность читателей».

Его правоту легко видеть на рис. 15: пользы у такой изощренной особенности шовной линии искать нечего.

Рис. 15. Раковина аммонита Philloceras (юрский период).

Сам он делил эволюцию на два процесса - происхождение видов, к отбору не относящееся («Истинным источником... происхождения видов является не отбор, а изоляция»), и прогрессивную эволюцию, причиной которой «является борьба за существование и вытекающий из нее естественный отбор». Как обычно, второй процесс никаким примером не пояснен, и мне остается напомнить, что, Коп решал тот же вопрос прямо противоположно (п. 3-10): происхождение вида полагал обязанным отбору, а прогресс - нет.

Причину этого прискорбного разнобоя понять легко: как мы видели в п. 7*              и увидим далее, в природе естественный отбор не действует, так что о нем можно говорить всё что угодно. Рассмотрим вопрос подробнее.